Вскоре у Сары родился сын. Накануне этого события Поповьянц отвез жену к ее родителям в город Горький, а сам вернулся в часть. Ему присвоили офицерское звание, и военный хирург Рафаэль Поповьянц прошел по дорогам войны до самой Победы.
Переписка между двумя очень близкими и дорогими друг другу людьми шла поначалу активно. «Добрый день, дорогие Ксаничка (так нежно называл Поповьянц любимую) и Арик (сын)!.. Последнее письмо меня так обрадовало… Пиши подробнее о нашей крошке… Научи Арика так, что когда я приеду, он мне покажет на фотографии своего папку…» Потом письма и посылки стали приходить все реже. И наконец их ручеек иссяк. Трудно сейчас судить, кто из двоих не сдержал слова, но, с моей точки зрения, в разрыве всегда виноват мужчина… Каждый пошел дальше по жизни своим путем. Извилисты и неисповедимы фронтовые дороги, когда смерть идет с тобой в обнимку, — знаю это по собственному опыту.
Тридцать с лишним лет носил Поповьянц погоны и, лишь выслужив все армейские сроки, в звании полковника уволился в запас. Рафаэль Степанович — хирург высшей категории, заслуженный врач РСФСР, живет в Хабаровске. Несколько раз мы с ним встречались, и я узнал массу подробностей о Кучаковском госпитале и о самом хирурге. Через всю жизнь пронес Поповьянц ту человечность, неистребимую любовь к людям и высочайшую профессиональную смелость, что отличали его, еще совсем молодого, в годы тяжелых военных испытаний. Об этом, пожалуй, лучше всего свидетельствуют письма, полученные мною после выступления по Всесоюзному радио с рассказом о Кучаковском госпитале. Вот что, например, написал из Горького полковник в отставке М. И. Жигалов. «Рафаэль Степанович сделал все возможное, чтобы вырвать меня из лап смерти. После выздоровления врачи сказали, что в моем состоянии остается в живых один из тысячи… Хирург высшей категории и человек большой, доброй души — таким остался для меня Рафаэль Степанович на всю жизнь. Его работа и после войны стала продолжением подвига».
Вряд ли что можно добавить к этим взволнованным, идущим от самого сердца словам.
Сара Самойловна Бумагина, получив в 1943 году звание лейтенанта медицинской службы, после рождения сына, оставив его на попечение родителей, вернулась на фронт и также несколько лет уже после войны оставалась в армии. Вначале она работала в одном из фронтовых медсанбатов, а потом, вплоть до конца 1947 года, была начальником санчасти лагеря для немецких военнопленных. Нетрудно представить, сколько мужества и гуманности понадобилось этой смелой женщине, чтобы лечить бывших врагов. Уволившись в запас, она уехала на родину в Горький (нынче Нижний Новгород). Живет там и поныне. Будучи фельдшером первой категории, Бумагина бессменно заведовала медпунктом чулочно-трикотажного объединения имени Клары Цеткин, пока не ушла на заслуженный отдых. Она воспитала, вырастила, дала образование сыну, который стал хорошим человеком, прекрасным мужем и отцом.
Долго не удавалось ничего узнать о дальнейшей судьбе Афанасия Васильевича Гришмановского. О нем ходили самые разноречивые слухи. В селе говорили, будто его выследили полицаи и убили. Так, в частности, утверждал бывший тогда председателем сельсовета инвалид войны Андрей Андреевич Литус. На все запросы по поводу личности Гришмановского приходили из архивов ответы типа: не знаем… не числится… Причину собственных поисковых неудач я понял значительно позже, в мае 1985 года, в Главном управлении кадров Министерства обороны СССР. Оказалось, что Гришмановский Афанасий Васильевич, а не Антонович (в селе за давностью лет мне сообщили неверное отчество), служил до 1955 года в армии, был уволен в запас в звании подполковника медицинской службы, состоял на военном учете в военкомате города Баку и умер 1 июля 1984 года. Мы бы вполне могли с ним встретиться, так как поиск по селу милосердия я начал за четыре года до ухода Гришмановского из жизни. Но… видно, не судьба.
В столице Азербайджана Баку я разыскал вдову Гришмановского, врача Лею Зеликовну, и двух его сыновей от второго брака — Юрия и Александра. Мы встречались в Кирове, куда вся семья приезжала по приглашению местных властей на торжества по поводу награждения села Почетной грамотой Верховного Совета Украины в 1985 году. Потом они приезжали ко мне в Москву и передали ряд ценнейших документов, в том числе знаменитую личную печать врача Гришмановского.
Удалось разыскать Валентину Андреевну Голубь, проживавшую в селе Федоровка Иваньковского района Киевской области, а также ее сына — Гришмановского Вадима Афанасьевича, поселившегося с семьей в селе Иваньково. Валентина Андреевна и Вадим прояснили мне многое, казавшееся туманным, расплывчатым в дальнейшей жизни начальника госпиталя.
Гришмановский оказался у немцев под сильным подозрением. За ним установили слежку и даже готовились арестовать, но до поры не трогали. Как ни странно, Гришмановский внушал невольное уважение. Его как бы побаивались, о чем рассказал мне бывший полицай, после отбытия наказания доживший свой век в Кирове. Ходил врач по селу с гордо поднятой головой в неизменной военно-морской форме.
Получив предупреждение о том, что приказ об аресте уже подписан, Гришмановский с пришедшей за ним любимой подругой Валей Голубь в ту же ночь покинул село. Глухими тропами прошли они десятки километров, заметая следы, и только через неделю добрались до Красиловки. Тут мать Вали благословила их старинной семейной иконой, и Гришмановский на правах «законного» мужа поселился в ее доме. Вскоре он получил официальное разрешение и начал работать фельдшером. Должность при красиловском медпункте оказалась очень удобной. Афанасий Васильевич собрал нескольких комсомольцев в подпольную группу и поставил перед ними задачу собирать сведения о войсках противника, вести разъяснительную работу среди местных жителей, добывать для партизан продукты и медикаменты.
Гришмановский связался с отрядом имени Щорса, только что созданным в тех местах, и передавал туда разведданные. Периодически он сам отправлялся в отряд, прихватив медицинскую сумку, чтобы оказать помощь раненым и больным партизанам. Тех, кто нуждался в стационарном лечении, направлял в районную больницу под видом местных жителей. Спасая молодежь от угона в Германию, выдавал липовые справки о разного рода болезнях: туберкулезе, сифилисе, хроническом бронхите. Конечно, опасность грозила врачу на каждом шагу. Но он был бесстрашным человеком. Он ничего не боялся.
Валентина Андреевна Голубь, рассказывая о Гришмановском, не роптала на судьбу и сумела сохранить о своей первой и, похоже, единственной любви самые прекрасные воспоминания. До недавнего времени она хранила черную флотскую шинель Афанасия Васильевича, пока та совершенно не истлела.
Однажды, рассказала Голубь, в село нагрянули жандармы. До них стали доходить слухи о подозрительных делах красиловского фельдшера… Заходят двое в хату и говорят:
— Собирайся, лекарь, пойдешь с нами…
— У вас есть письменный приказ о моем аресте? — строго спрашивает Афанасий Васильевич на немецком языке.
Жандармы опешили. Они привыкли, что селяне при их появлении гнули спины, униженно кланялись, а этот…
— Нет, — отвечают, — звонил герр комендант, велел…
— Полагаю, он меня с кем-то перепутал. В нашем протекторате поощряется работа специалистов. Сейчас я иду принимать роды. Должен родиться мальчик, будущий рабочий для Германской империи. Так что не мешайте мне, господа, трудиться!
С этими словами Гришмановский спокойно взял медицинскую сумку и не спеша прошел мимо остолбеневших от невиданной наглости немцев.
Эпизод, поведанный Валентиной Андреевной Голубь, очень характерен для поведения Гришмановского в тылу врага, человека удивительного мужества и стойкости. По его наводке партизаны внезапным налетом разгромили отряд карателей в Пантелеевке того же Иваньковского района, пустили под откос два воинских эшелона, шедших к фронту.