Глава 2
Исследование своих границ
Чтобы узнать свою ценность, нужно начать с определения границ того, что вы цените в первую очередь.
– Как прошел день? – спросил мой папа после того, как я запрыгнул в машину. Его лицо болезненно скривилось, когда вспотевший я в грязных ботинках приземлился в девственно-чистый салон его любимого кабриолета Chrysler LeBaron.
Было воскресенье, пять вечера, мне девять лет. Как прошел мой день? На первый взгляд, все было отлично. Я все время просидел у своего друга Джареда, и мы играли без остановки несколько часов. Но внутри я чувствовал нечто совершенно иное. Даже когда я играл в футбол, баскетбол или видеоигры, когда ел мороженое, чтобы охладиться, надо мной все больше нависала длинная мрачная тень предстоящей недели, отчего забывалось все остальное.
Как и многие дети и даже многие взрослые, я был охвачен «воскресным страхом». Пятница после школы была потрясающей – ведь впереди все выходные. Всю субботу я посвятил отдыху, понедельник казался таким далеким. Воскресное утро было прекрасным, но вот пять вечера? Все, о чем я мог думать, – это то, как близко понедельник и как далеко вдруг оказались следующие выходные. А это воскресенье было особенно ужасным. Ведь меня ждал пятистраничный доклад, который я должен был сдать в понедельник по книге об Аврааме Линкольне. Когда, черт возьми, я собирался написать целых пять страниц? Я еще даже не закончил читать книгу.
Я был в том возрасте, когда еще не усвоил простое правило всех взрослых, отвечавших «Все отлично» на любой заданный вопрос, вне зависимости от реального положения дел, поэтому произнес с открытостью, присущей только ребенку:
– Честно говоря, пап, мой день был немного отстойным.
Пока машина не остановилась на следующем светофоре, в салоне царила тишина. Наконец, пряча тревогу в голосе, отец спросил меня:
– Но почему? Что-то случилось у Джареда?
– Да ничего такого. Я имею в виду, было супер. Но просто я не мог по-настоящему веселиться, потому что все, о чем я думал, – это проект, который я должен делать сейчас.
Отец понимающе кивнул и, немного подождав, произнес:
– Не делай так. Никогда больше так не делай.
– Чего не делать? – спросил я.
– Либо делай то, что должен, либо нет. Но если не делаешь, то тогда и не думай об этом. Но не нужно не делать что-то, а потом тратить время, раздумывая об этом. Это худшее в такой ситуации. Если ты собираешься зацикливаться на вещах, которые откладываешь, ты с таким же успехом можешь потратить время на то, чтобы их сделать. Ты в любом случае все сделаешь. Ты всегда все делаешь. Поэтому если уж ты решил взять передышку, то потрать ее с удовольствием.
В тот вечер я понял, что мой папа был прав: я выполнил домашнее задание, как делал всегда. Да и, кроме того, уровень доклада для четвероклассника не был таким уж высоким. Я закончил последние главы своей книги и сочинил пять «гениальных» страниц о Честном Эйбе[7], более того, у меня еще осталось свободное время, чтобы посмотреть любимый сериал.
Папин совет пригодился мне не только в тот воскресный вечер, я запомнил его и следовал ему всю свою жизнь:
делай что-то или не делай, но не трать время на угрызения совести.
Корпящий над своим докладом девятилетний я даже не подозревал, что еще 2000 лет назад греческий философ и стоик Эпиктет обратил внимание на важность и значение именно такого контроля – контроля над тем, куда мы тратим свои мысли. «Среди всех существующих в мире вещей одни зависят от нас, а другие нет. Если ты будешь считать своим лишь то, что таковым и является, а все другое чуждым себе – никто и никогда не сможет ни принудить тебя, ни перейти тебе дорогу». Утверждение Эпиктета звучит особенно убедительно, если учесть, насколько ограниченными были вещи, «зависящие от него», ведь Эпиктет был бывшим рабом. На самом деле нам неизвестно даже имя, данное ему при рождении: «Эпиктет» в переводе с древнегреческого означает «приобретенный». Эпиктет буквально знал, что не имеет власти даже над собственным телом, ведь он прожил часть жизни завися целиком от чужой воли. Будучи рабом, Эпиктет должен был прежде всего научиться определять свои границы внутри разума, так как разум – единственное, над чем мы действительно имеем власть. Философ продолжал применять эти идеи в своей жизни даже после того, как физически освободился.