— Ты ничего мне не должна, — сказал Тилвин. — Ты единственная здесь, кто говорит со мной, как с человеком.
— Если ты о Годрике, то и со мной он разговаривает не лучше, — засмеялась Эмер, чтобы скрыть смущение. На самом деле, она не раз задавалась мыслью, прочему Годрик столь несправедлив к брату. Пусть и далекому брату, но всё же в Тилвине течет его кровь.
— Ты слишком добра к нему.
— Как же иначе, — притворно вздохнула Эмер, — он ведь мой муж.
Тилвин дёрнулся, и девушка подалась назад:
— Прости, Тиль. Я задела?
— Н-нет, — сказал он сквозь зубы.
— Сиди смирно, и ничего не случится, — ласково пообещала Эмер. — Позволь сегодня быть для тебя нежной матушкой и любящей сестрицей. Уверяю, что и то, и другое у меня прекрасно получится.
— Не сомневаюсь, — промолвил Тилвин, и вдруг как будто выдохнул её имя: — Эмер…
Что? Опять задела? Придётся потерпеть, — пожурила его девушка и промокнула рану сухой корпией. — Сейчас перевяжу. Я умею перевязывать, не волнуйся. В Роренброке часто кого-нибудь ранили, и я помогала лекарю.
— Ты все делаешь прекрасно. За что бы ты ни бралась — у тебя все получается.
«Куда там, — горько подумала Эмер. — Бедняга Тиль, ты даже не представляешь, насколько неправ».
— Что это ты делаешь? — раздалось от порога.
Эмер медленно оглянулась, узнав голос мужа. А Тилвин поспешно натянул рубашку, пачкая ткань кровью.
Годрик стоял в дверях, загораживая закатный свет. Солнце било ему в спину, и Эмер видела только черный силуэт, но недовольство уловила, даже не разглядев лица.
— Отойди от него.
— Тиля нужно перевязать, — сказала Эмер, стараясь говорить спокойно, хотя злость уже поднималась из сердца. Притащился без приглашения, не спросил брата о самочувствии и тут же раскомандовался — в этом весь Годрик.
— Он прекрасно справится сам.
Годрик решительно зашел в комнату, взял у Эмер корпий и бинты и швырнул их на стол.
— Идем, — железные пальцы сомкнулись на её запястье.