И со временем я просто перестал думать о детях как о том, что рано или поздно, но случится в моей жизни. Скорее, как о том, чего у меня, скорее всего, не будет. Потому что сам я бы никогда их не захотел, а женщины, как известно, просто меняют мужчину на того, который хочет размножаться и оставлять после себя потомство.
Я делаю себе кофе - огромную чашку крепкой херни, от одного глотка которой взрываются остатки мозга и жжет в глазах.
Перечитываю сообщения, хоть они уже и так стали частью моей памяти.
Понятно, что имеет ввиду Очкарик под этим ее «Никто не знает, будет ли она здорова...»
Моя замороченная писательница уже придумала ребенку пол и имя. Фасолина.
Так и хочется тряхнуть ее хорошенько и спросить: «Что, блядь, вечно у тебя в голове, женщина?!»
Но вместо этого снова просматриваю видео. Ковыряю в себе так глубоко, как никогда, пытаясь достать наружу злость, негодование. Даже на себя. Надо было думать, куда кончать. А я просто... хотел ее и ни о чем не думал. Сука, первый раз в жизни я реально ни о чем не думал, кроме того, что хочу, чтобы этой мелкой нехочухе было хорошо со мной так же сильно, как мне было хорошо с ней.
Я был счастлив тогда.
Насколько это вообще возможно, когда речь идет обо мне. Мы оба были счастливы.
И именно после той ночи я понял, что готов дать нам шанс стать чем-то большим, чем просто быть парой на некоторый - возможно, совсем непродолжительный -период времени.
Фасолина, ну надо же.
Пью кофе и на репите просматриваю запись.
Вот он - ребенок. В кулаке поместится как нефиг делать.
И совсем не похож на фасолину. Скорее уж на горошину. Только... Немного примятую, что ли. Такую мелкую, что хочется прикрыть экран телефона ладонью.
Чтобы не замерзла и ничего не боялась
Логики в этом нет вообще никакой.
Может быть, вот так и просыпается отцовский инстинкт?
Я через силу вливаю в себя кофе, выключаю свет в доме и сажусь за руль.
Даю своей голове решить, куда нужно поехать первым делом.
Представляю, как моя писательница собиралась с духом, чтобы наваять этот десяток строк.