Марек на мгновение потупил взгляд.
– Но вы все равно вместе?
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросил Марек.
– Вы – пара?
– Да. Но я работаю здесь уже больше года. Так далеко от дома! И я так одинок, Нина. Так одинок! Но я встретил тебя, и вдруг… как будто солнце взошло! Мне теперь есть с кем поговорить, и кому написать, и о ком думать…
– Но ты пишешь и домой?
– Да, я звоню домой каждый день. Но что им сказать? Я зарабатываю деньги. Мне грустно. Им грустно. Моя мать и моя подруга ссорятся. Арас вытворяет всякое, а меня там нет. Он начал говорить, а меня там не было. Я звоню, но они все там, всем им грустно, и они сердятся, а я сижу в той комнате с другими мужчинами. А из дома мне говорят: «Ох, Марек, ты что, постоянно торчишь в барах? Тебя вечно нет ночами, ты развлекаешься, а мы сидим тут, и нам нужно больше денег!» – Марек умолк на мгновение. – Это так тяжело, Нина!
Нина сглотнула. Ее чувства развернулись на сто восемьдесят градусов, от гнева и замешательства – к бесконечной жалости.
– Но разве ты не… разве тебе не приходило в голову, что я, возможно, не захочу иметь друга, у которого есть женщина и ребенок? У тебя есть семья, Марек! Разве я могу встать у них на пути?
– Не знаю, – пожал плечами Марек. – Здесь все по-другому, наверное? Вообще по-другому? – В его голосе послышалась надежда.
– Нет, не по-другому, – покачала головой Нина, готовая разрыдаться. – Я не… Я не из тех, кто…
– Но я и не думал о тебе так! – перебил ее Марек. – Никогда так о тебе не думал! Ты всегда была особенной, Нина. Такой особенной. Непохожей на других девушек.
Теперь его щеки раскраснелись, он по-прежнему держал в руке открытый бумажник. Нина осторожно коснулась его пальцев:
– Ох, Марек…
Он бросил на нее долгий взгляд, и надежда в его глазах медленно угасла.
– Мне так жаль… – пробормотал он. – Мне жаль. Мне не следовало думать…
– Именно, – кивнула Нина, стараясь удержать слезы. – Не следовало. Надо было соображать.
Марек все так же смотрел на нее.
– Когда ты поцеловала меня там, в поезде, я был так счастлив…
Нина качнула головой: