Плоды земли

– Дай же мне понести хоть топор и лопату, – настаивает Бреде.

– Нет, – отвечает Олина за Акселя, – он и сам донесет.

Бреде продолжает:

– Мог бы и позвать меня, не такие уж мы враги, чтоб не сказать мне ни слова. Ты звал? Ну? Надо было кричать погромче, не мешало бы сообразить, что на дворе метель. А кроме того, мог бы поманить меня рукой.

– Нечем мне было тебя манить, – отвечал Аксель, – ты видел, что я лежал, точно припечатанный замком.

– Нет, не видел. Экую чепуху ты городишь! Ладно, давай мне твою поклажу, слышишь!

Олина говорит:

– Оставь Акселя в покое. Ему нехорошо.

Но тут, должно быть, заработали мозги и у Акселя. Он ведь много слыхал про старуху Олину и соображает, что в будущем она обойдется очень дорого и замучает его, если утвердится в мысли, что одна спасла ему жизнь; и Аксель решает поделить триумф. Бреде получает котомку и инструмент, Аксель даже уверяет их, что от этого ему сразу полегчало, ему уже лучше. Но Олина не желает с этим мириться, она тянет котомку на себя и заявляет, что все, что нужно, понесет она, а не кто другой. Хитроумное простодушие вступает в бой, Аксель на минуту остается без опоры, и тогда Бреде выпускает котомку и подхватывает Акселя, хотя тот уже стоит на ногах более твердо.

Дальше они идут так: Бреде поддерживает ослабевшего Акселя, а Олина тащит поклажу. Она тащит и тащит, но полна злобы и мечет искры: на ее долю досталась самая жалкая и самая тяжелая часть спасения. За каким чертом принесло сюда Бреде!

– Послушай-ка, Бреде, – говорит она, – что это толкуют, будто у тебя отобрали и продали хутор?

– Надумала выпытать? – дерзко отвечает Бреде.

– Выпытать? Я и не знала, что ты порешил держать это в тайне?

– Вот жалость, что ты сама не пришла и не поторговала хутор, Олина.

– Я? Смеешься над нищей!

– Как, разве ты не разбогатела? Говорят, будто тебе достался в наследство сундучок дяди Сиверта, хе-хе-хе.

Напоминание о едва не привалившем наследстве отнюдь не способствовало умиротворению Олины.

– Да, старик Сиверт от всей души хотел меня облагодетельствовать, ничего не могу сказать. Но не успел он умереть, как его живенько освободили от всех земных благ. Сам знаешь, Бреде, каково это, когда тебя обчистили и ты зависишь от чужой милости; но старик Сиверт сидит себе и пирует в райских хоромах, а мы с тобой, Бреде, ходим по земле на своих двоих.

– Да ну тебя, – бросает Бреде и обращается к Акселю: – Я рад, что вовремя подоспел и могу помочь тебе дойти до дому. Я не слишком быстро иду?

– Нет.