Я убрала руку и секунду подождала, глядя на его напряженное тело и искаженное лицо, думая, что никогда раньше не видела Арчера злым. Я видела его неуверенным, и смущенным, и взволнованным, но никогда злым. Я не знала, что делать.
Он глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Он смотрел куда-то мне за плечо, и его мысли явно были где-то там, далеко.
– Арчер, ты расскажешь мне о ней?
Прояснившись, его взгляд вернулся ко мне. Он снова глубоко вздохнул и ответил:
– Да.
Мы вытерли руки и, оставив недомытую посуду в раковине, пошли в большую комнату. Я села рядом с ним на диван и ждала, когда он заговорит.
Спустя минуту он поднял на меня глаза и начал:
– Когда дядя умирал, он… У него иногда прояснялось в голове.
Он снова ненадолго задумался, глядя куда-то вдаль, но скоро вернулся к реальности и снова поймал мой взгляд.
– Это было, как будто рак также уничтожил что-то из того, что делало его… Странным. У него были моменты полной нормальности, каких я никогда раньше у него не видел, пусть даже и ненадолго.
Иногда в такие моменты он говорил со мной о разных вещах – о самых разных. Признавался в том, что сделал в своей жизни, в том, как любил мою мать…
В его лице промелькнула боль, но он продолжил:
– Однажды я зашел к нему в комнату и нашел его плачущим, и он притянул меня к себе и все говорил, как он сожалеет. Когда я спросил его, о чем, он сказал мне, что, когда я был в больнице той ночью, когда в меня выстрелили… – тут он бессознательно поднес руку к своему шраму и потер его, а потом продолжил: – То врачи сказали, что, возможно, мой голос можно будет восстановить, но только в ограниченный период времени.
Он снова замолчал и несколько раз напряг челюсть, а выражение его лица стало горьким.
– Потом он сказал мне, что рассказал Виктории о назначенной операции, и она, поразмыслив, поняла, что будет лучше, если я так и не смогу говорить. Если я не смогу говорить, меня не станут допрашивать. Она воспользовалась его паранойей, и он отменил операцию и упустил возможность вернуть мне способность говорить.
Я в ужасе втянула в себя воздух.
– Почему? Почему она так поступила? Почему она не хотела, чтобы ты говорил?
Он покачал головой и на секунду отвернулся.
– Потому что она не хотела, чтобы я рассказал то, что знал. А может, она просто меня ненавидит. А может, и то и другое. Я никогда не выяснял. Но это и неважно. – Он снова покачал головой.
Я в недоумении нахмурилась.