– Ист, – выдыхаю я в ответ.
Наши прозвища вдруг оказываются такими сентиментальными, и мы не будем говорить об этом вслух, чтобы не разрушать момент излишней слащавостью. Но мы можем думать об этом, здесь и сейчас. Можем сказать об этом друг другу нашими телами. Что он мое солнце, мое тепло, моя путеводная звезда. Мой Ист[13].
Что я его душа, его смысл, его любовь. Его Харт.
Мы одно целое – одна душа, одно тело. Это чувственно и опьяняюще. Я не хочу спускаться с этой высоты. Но Истон ловит меня, когда я по спирали лечу вниз. Он прижимает меня к своей широкой груди, обнимая теплыми руками, и шепчет, что никогда не отпустит меня, никогда не перестанет любить, никогда, никогда, никогда, никогда.
Глава 30
Я думала, что после самой лучшей ночи в моей жизни на следующее утро буду на седьмом небе от счастья. Но завтрак больше напоминает чьи-то похороны. Все встречаются на кухне и подкрепляются различными протеиновыми коктейлями, овсянкой или хлопьями с молоком, поданными Сандрой, женщиной лет пятидесяти, вернувшейся после продолжительного отпуска, во время которого она помогала ухаживать за своим новорожденным внуком. Мы с Эллой уже сидим за столом, когда по очереди спускаются мальчики. Первым в кухне появляется Себастиан. Увидев меня, он чертыхается, берет смузи и исчезает. Потом заходит Сойер. Я жду, что он последует примеру брата, но младший Ройал берет у экономки порцию овсянки и садится за стол возле окон, из которых открывается вид на огромных размеров лужайку, бассейн и океан за ними.
Мы уже собираемся уходить, когда в кухню вваливается Истон.
– Он постоянно опаздывает, – мурлычет Элла.
Мы садимся за стол к Сойеру.
– Он милый, так что, похоже, это сходит ему с рук.
– «Он», вообще-то, тоже здесь, – ворчит красавчик Истон и опускается на стул рядом со мной.
– А он не жаворонок, да? – спрашиваю я у Эллы.
– Не-а. Когда я только переехала к ним, то решила, что из него получится отличный вампир – он пропадает всю ночь и спит днем.
– Если хочешь знать правду, – тут я понижаю голос, – я ни разу не видела его грудь в солнечном свете, так что все возможно!
– Нет, серьезно! Я. Блин. Прямо. Здесь!
– А я видела, – объявляет Элла, показывая ложкой в сторону бассейна. – И с прискорбием сообщаю, что она не светится.
– Это можно исправить. У меня есть крутые тени, называются «глиттер-бомб», и мы можем намазать ими его грудь.
– О! Как потеплеет, сразу попробуем.
Истон бормочет что-то о том, что ему не надо было приводить меня сюда, но я знаю, что это шутка. Он разбудил меня самым лучшим из всех возможных способов и объявил (еще даже до того, как мы встали с постели), что это самое солнечное утро в его жизни. И явно самое активное утро в моей.
Ну, а прошлая ночь… Я даже не могу описать ее словами. Истон был таким нежным, таким восхитительным и… У меня вспыхивают щеки, когда я вспоминаю, как он сдерживался, каким терпеливым был со мной. Учитывая его репутацию бабника, я думала, он будет заботиться лишь о собственном удовольствии, но Ист вовсе не вел себя эгоистично. Он был… потрясающим. Мои щеки краснеют еще сильнее.