Серильда затаила дыхание. Она так боялась надеяться. Казалось, что если она осмелится это сделать, то рассыплется на осколки.
И вдруг – детский плач.
Серильда ахнула и посмотрела на крошечный сверток в своих руках.
Ее дочка плакала. Ее личико раскраснелось, ручки хватали воздух.
От изумления Серильда чуть не выронила малышку, и вся толпа подалась вперед, словно каждый готов был подхватить ее, если нужно.
На девушку напал смех. А потом на волю вырвались все чувства разом, и она прижала дочь к груди, всхлипывая, смеясь, дрожа и боясь верить, боясь надеяться, что все это правда…
– Серильда!
Подскочив от неожиданности, она обернулась. Злат сидел на земле и глядел на нее. Он все еще казался полумертвым. Бледный, израненный, одна рука прижата к груди, лицо искажено болью – и все-таки он улыбался.
– После всего, что случилось… Не хватает только, чтобы ты уронила нашего ребенка.
Даже не пытаясь сдержать безостановочный смех, Серильда упала рядом с ним на колени.
– Прости. Я буду осторожнее. Я буду… Злат. Ты жив! И ты больше не проклят, и я не проклята, и наша девочка… а Эрлкинг-то, знаешь…
– Погоди, – простонал он. – Помедленнее и не все сразу.
Она беспрерывно плакала. И беспрерывно смеялась. Малышка беспрерывно вопила. Серильда понимала, что ее нужно поскорее накормить, выкупать и любить – очень сильно любить.
Но сначала…
– Я люблю тебя, Злат, – сказала она, гладя его по щеке. – Я тебя люблю.
Его улыбка была усталой, но все равно бесконечно светлой.
– Я тоже люблю тебя, сказочница, – он отыскал глазами Эрлен, и девочка бросилась его обнимать. – Я даже тебя люблю, Ольховая Королева.
– Ты тоже ничего иногда, – отозвалась Эрлен, не пытаясь скрыть, что тоже плачет. – Как думаешь, мы сможем узнать
– Я уверена, что сможем, – заверила Серильда. – Мы попросим Фриду перерыть все книги в библиотеке.
– А как насчет этой маленькой девочки? – поинтересовался Злат, водя большим пальцем по сморщенному, раскрасневшемуся личику ребенка. – Ее я тоже люблю. Прямо поверить не могу, что такое возможно. Подумать только, как она верещит – ничего хуже я в жизни не слышал, а ведь я жил в замке с одноглазым лихом, которое голосило только так. И все-таки… я ее люблю, очень-очень.