Все твои совершенства

Я знаю, что подвел тебя, Квинн. Может быть, это просто самоуничижение, но, может, я действительно не могу быть для тебя тем, кем мне хотелось бы быть. В любом случае я сильно разочарован в себе. Я люблю тебя гораздо больше, чем говорят мои поступки, и мог посвятить все это письмо сожалениям. Я мог бы написать целый роман, роман-извинение, и все равно он не вместил бы всего, о чем я сожалею.

Не знаю, почему я поступил так, как поступил. Я не смог этого объяснить, даже когда пытался рассказать тебе тогда в машине. Это трудно выразить словами, потому что я пока сам не могу это осмыслить. Я поступил так не из-за какого-то сильного влечения, с которым не мог бороться. Я поступил так не потому, что мне не хватало секса с тобой. И хотя я пытался убедить себя, что делаю это, потому что она напомнила мне тебя, я знаю, как глупо это звучит. Я никогда не должен был говорить тебе об этом. Ты права, отчасти это звучало так, будто я обвинял тебя, что уж никак не входило в мои намерения. Ты совершенно не виновата в моем поступке.

Не хочу говорить об этом, но придется. Можешь пропустить эту часть письма, если не хочешь читать, но мне самому нужно это осмыслить: почему-то, когда я пишу о чем-то, мне легче разобраться в собственных мыслях. Наверное, мне следовало бы лучше излагать их тебе, но я знаю, что ты не всегда хочешь их слышать.

Думаю, что все началось, когда я навещал сестру. Ты могла бы назвать это прозрением, но для того, что я почувствовал, это слишком высокое слово. В тот день мы должны были познакомиться с нашим новорожденным племянником, но ты сказала, что застряла в пробке.

Я знаю, что это ложь, Квинн.

Знаю, потому что, когда я выходил от Кэролайн, я увидел в гостиной подарок, который мы ей купили.

А значит, ты была там в то же время, что и я, но почему-то не хотела, чтобы я об этом знал.

Я думал об этом всю дорогу до дома. И нашел только одну причину, по которой ты не призналась, что была там. Ты видел, как я стою в гостиной Кэролайн и держу на руках Калеба. А если ты это видела, значит, слышала, что сказала мне Кэролайн и что я ей ответил. О том, что я в отчаянии из-за того, что все еще не стал отцом. Как бы мне ни хотелось сбросить это со счетов, я не могу. Но мне необходимо, чтобы ты знала, почему я это сказал.

Я держал его на руках и не мог оторвать от него глаз, потому что он немного похож на меня. Когда девочки были такими маленькими, мне не разрешали брать их на руки. Так что Калеб был самым крошечным человеком, которого я когда-либо держал. И это заставило меня задуматься: что бы ты почувствовала, если бы была там? Гордилась бы, увидев меня с племянником? Или тебе было бы обидно, что ты никогда не увидишь, как я держу на руках нашего младенца?

Наверное, в этот момент Кэролайн увидела выражение моего лица и подумала, что я смотрю на него так пристально, потому что хочу своего. На самом деле я смотрел на него и думал, будешь ли ты по-прежнему любить меня, если я никогда не стану тем, кем ты хотела бы меня видеть.

Конечно, Кэролайн просто польстила мне, сказав, что я стану хорошим отцом. Но я сказал, что в отчаянии, совсем по другой причине. Мое отчаяние из-за тебя. Из-за нашего будущего. Потому что только тогда я понял, что, возможно, тебе никогда не будет достаточно только меня. Вскоре я вышел от сестры, увидел подарок и понял, что ты приезжала. Я не хотел возвращаться домой. Не хотел встречаться с тобой лицом к лицу, потому что боялся, что ты можешь подтвердить мои опасения. Поэтому я долго и бесцельно катался по городу. Тем же вечером, когда я вернулся домой, ты спросила, дали ли мне подержать Калеба. Я солгал тебе, потому что хотел увидеть твою реакцию на ложь. Я надеялся, что, может быть, я ошибся и тебя на самом деле не было в доме Кэролайн. Или подарок был от кого-то другого, просто похожий на тот, который купили мы. Но, увидев твою реакцию, я сразу понял, что ты там была. А раз ты это скрывала, значит, наверняка услышала наш разговор. И видела, как я держу Калеба. Я боялся, что эта сцена – я держу младенца так, словно он мой, – врежется тебе в память и ты каждый раз, глядя на меня, будешь расстраиваться из-за того, что я не отец. И поняла бы, что есть только один способ выбросить эту сцену из головы: навсегда выбросить меня из своей жизни.

Я много чего опасался с тех пор, как мы поженились, но меньше всего опасался за нас. Я долго стремился стать для тебя опорой, в которой ты нуждаешься, но тогда мне впервые пришло в голову, что, возможно, я больше тебе не опора. А, наоборот, источник страданий.

Я хотел, чтобы ты отругала меня за ложь. Чтобы накричала на меня за то, что я сказал Кэролайн о своем отчаянии. Я хотел, чтобы ты сделала хоть что-нибудь, Квинн. Хоть что-нибудь. Но ты так глубоко держишь все мысли и чувства в себе, что понять тебя становится очень трудно.

Но не только тебя трудно понять. В тот вечер я должен был откровенно поговорить с тобой. Как только я понял, что ты приезжала к Кэролайн, мне нужно было так и сказать. Но на каком-то этапе между днем нашей свадьбы и сегодняшним днем я потерял мужество. Я стал слишком опаслив, чтобы услышать, что на самом деле происходит у тебя в голове и в сердце, поэтому тоже приложил руку к тому, чтобы это не вышло на поверхность. Пока я не заставлял тебя говорить об этом, у меня не было шанса столкнуться с пониманием, что наш брак под угрозой. Столкновение ведет к действию. Увиливание ведет к бездействию.

Последние несколько лет я увиливал, и мне очень жаль, что это так. В тот вечер, когда я солгал тебе, что не брал на руки Калеба, ты ушла в кабинет. И тогда мне впервые пришла в голову мысль, что нам, возможно, придется развестись. Она появилась не потому, что я несчастлив с тобой. А потому, что я почувствовал, что больше не делаю счастливой тебя. Я видел, мое присутствие угнетает тебя, заставляет уходить в себя все глубже и глубже. Я стал думать, откроются ли для тебя новые возможности, если я оставлю тебя. Может быть, если бы не твоя привязанность ко мне, ты бы когда-нибудь встретила мужчину, у которого уже есть дети. Ты могла бы полюбить его, стать мачехой его детям и вернуть в свою жизнь хоть какое-то подобие счастья.

Я сломался, Квинн. Именно тогда, сидя в гостиной. Именно тогда я понял, что больше не даю тебе счастья. Я стал одним из многих предметов, усугубляющих твои страдания. Наверное, это длилось уже давно, но я почему-то никак не мог об этом догадаться. И даже тогда я не сразу позволил себе поверить в это.

Я чувствовал, что подвел тебя. Но все равно я никогда бы не принял решение оставить тебя. Это я знал точно. Даже если бы я верил, что после моего ухода ты станешь счастливее, я слишком эгоистичен, чтобы пойти на это. Я знал, что со мной произойдет, если я оставлю тебя, и это меня пугало. Страх, что тебя не будет в моей жизни, пересиливал мое желание видеть тебя счастливой.

Думаю, именно поэтому я поступил так, как поступил. Потому что знал: мне никогда не хватит самоотверженности, чтобы оставить тебя. Я позволил себе сделать нечто совершенно несвойственное мне: если бы я почувствовал, что больше недостоин тебя, мне было бы легче убедить себя, что ты заслуживаешь лучшего.

Это так хреново.

Я даже не знаю, как до этого дошло. Оглядываясь на годы нашего брака, я не могу точно определить, когда именно моя любовь к тебе превратилась из того, чем ты дорожила, в то, что тебя тяготит.