Все твои совершенства

– Знаешь, что еще не говорит о тебе? То, какая у тебя мать. – Он наклоняется вперед, целует меня, обнимает и открывает дверь с моей стороны. – Ладно, давай быстрее покончим с этим.

У двери нас никто не встречает, мы входим и обнаруживаем маму на кухне. Услышав, что мы вошли, она оборачивается и мерит Грэма оценивающим взглядом с головы до ног. Получается неловко, потому что Грэм пытается ее обнять, а она протягивает ему руку. Он немного колеблется, но это единственный раз, когда он сомневается. В течение всего обеда он ведет себя как человек восхитительного такта, каковым и является.

Все это время я наблюдаю за ним и совершенно потрясена. Он все сделал правильно. Он поздоровался с мамой так, будто действительно рад с ней познакомиться. Он вежливо ответил на все ее вопросы. Он достаточно много говорил о своей семье, но давал понять, что его больше интересует наша. Он хвалил обстановку дома, смеялся над мамиными дурацкими шутками, игнорировал ее скрытые оскорбления. Но как бы он ни старался, я не вижу в ее глазах ничего, кроме осуждения. Мне даже не нужно гадать, о чем она думает, потому что все ее мысли отражаются на ее лице. Даже несмотря на годы ботокса.

Ее бесит, что он приехал на «Хонде-Аккорд», а не на чем-то более шикарном.

Ее бесит, что он осмелился явиться на первое знакомство в футболке и джинсах.

Ее бесит, что он бухгалтер, а не один из тех миллионеров, для которых он ведет бухгалтерию.

Ее бесит, что он не Итан.

– Квинн, – говорит она, вставая из-за стола. – Почему бы тебе не показать своему приятелю дом?

Своему приятелю.

Она даже не удостоила его именем.

Я рада, что у меня есть повод покинуть гостиную, пусть даже ненадолго. Я хватаю Грэма за руку и тащу прочь из комнаты, пока мама уносит поднос с посудой на кухню.

Мы начинаем с гостиной, точнее, большой комнаты, в которой никаким гостям сидеть не дозволяется. Я указываю на стеллажи с книгами и шепчу:

– В жизни не видела, чтобы она читала книгу. Она просто притворяется светской дамой.

Грэм улыбается и делает заинтересованное лицо. Мы медленно проходим через зал, и он останавливается перед стеной с фотографиями.

Большинство из них – мама и мы, девочки. После того как отец умер и она снова вышла замуж, она убрала почти все его фотографии. Но одну оставила висеть. На ней отец держит на одном колене Аву, а на другом – меня. Словно догадавшись, о какой фотографии я сейчас думаю, Грэм снимает ее со стены.

– Сейчас вы с Авой похожи больше, чем здесь.

Я киваю.

– Да, когда мы вместе, нас часто спрашивают, не близнецы ли мы. Хотя мы сами этого не замечаем.

– Сколько тебе было, когда умер отец?

– Четырнадцать.