Шешель и шельма

22
18
20
22
24
26
28
30

Мгновение, другое — тягучие, вязкие как смола. Сердце торопливо застучало где-то в горле, но все еще не от страха, а от предвкушения. Несколько метров до угла дома то казались бесконечными, то — преодолимыми за один шаг. Под ребрами образовалась тревожная сосущая пустота. Вот сейчас, сейчас что-то случится, сейчас…

Сзади тихо рявкнул регидонец.

— Ну! — скомандовал следователь и, дернув Чару, сорвался с места.

Тело отозвалось на команду, прянуло вперед. Ноги в неудобных ботинках тут же заплелись, но Шешель буквально проволок спутницу несколько шагов, а там она сумела разобраться в конечностях.

Захлопали выстрелы, Чарген инстинктивно втянула голову в плечи и крепче вцепилась в спутника. Попадут, нет? В нее, в Сыщика? А артефакт, у него вообще какой предел срабатывания — по скорости, по количеству, по калибру?..

Ответ на один из вопросов она получила почти сразу. Пуля попала в стену дома, когда они пробегали мимо, во все стороны брызнуло кирпичной крошкой, больно хлестнуло по лицу, и артефакт от этих осколков не защитил. Если бы могла, Чара, наверное, шарахнулась в сторону, но инерция не позволила, да и Шешель продолжил бежать. Под прикрытием стены он распрямился, перехватил Чарген за руку и поволок куда-то в хитросплетение улиц.

Только теперь она обратила наконец внимание, что дома вокруг опять выглядят совсем иначе. Кажется, район был старым, но вряд ли престижным: сравнительно невысокие, в три-четыре этажа, здания стояли тесно, скованные асфальтом и старой брусчаткой, не оставлявшими и клочка земли для травы или деревьев. Штукатурка на фасадах потрескалась и осыпалась, красивый декоративный кирпич раскрошился, облез и местами даже позеленел от вечной сырости. Многие окна в домах были разбиты и закрыты кусками фанеры или картона или составлены из разнокалиберных обрезков стекла.

Дождь усиливался с каждым шагом и прибивал к выщербленному асфальту обрывки бумаги и прочий мусор. Кажется, пытался прибить и бегущую пару, но следователь не обращал на него никакого внимания, а Чарген пока больше думала о собственных ногах в проклятущих ботинках, которые с каждым шагом все тяжелели. И о том, что надо, наверное, больше времени уделять спортивным занятиям, потому что уже через минуту бега сбилось дыхание, а еще через столько же ужасно закололо в боку.

Хотелось спросить, далеко ли Шешель собрался и понимает ли вообще, куда именно бежит, потому что сама Чарген потеряла ориентацию в пространстве на втором повороте. Но сил и дыхания на это не оставалось, а вскоре ответ пришел сам: следователь ринулся к открытой двери одного из подъездов.

Внутри оказалось еще противней, чем снаружи. Пахло теплой сыростью, тухлятиной и застарелой мочой, и Чара, которая от бега жадно хватала воздух полной грудью, едва поборола приступ тошноты. Кроме того, здесь оказалось грязнее, чем снаружи, но это, к счастью, не удавалось разглядеть в подробностях: через почерневшие окна просачивалось слишком мало света. Но Чара искренне поблагодарила запасливого старичка и пожелала ему удачи, потому что без обуви здесь… В общем, лучше об этом даже не думать.

Не сбавляя шага, следователь поволок спутницу к лестнице, побежал наверх через ступеньку. На первом же пролете Чарген запнулась и едва не пересчитала ступеньки носом, но Шешель успел среагировать, дернул ее за руку вверх. Потом перехватил за локоть и, не говоря ни слова, продолжил переть вверх с неотвратимостью локомотива литерного поезда.

Немного перевести дух Чара сумела только на самом верху, у железной лестницы, которая упиралась в люк, что вел на чердак. В глазах темнело, руки и ноги отчаянно тряслись, щека горела и жутко чесалась — кирпичная крошка все-таки поцарапала кожу, и теперь ранки разъедал пот. Подумалось, что, если бы ее пристрелили, это было бы не так уж и плохо…

Слабость была мгновенной, пораженческие мысли Чарген быстро отогнала, тем более пришлось спешно собираться с силами для очередного рывка.

— Отлично, открыто. Иди сюда, — окликнул сверху следователь, который хоть и дышал неровно, часто, но точно не выглядел таким вымотанным, как его спутница.

Чара взяла себя в руки, взялась за перекладины лестницы и начала медленно карабкаться наверх, стараясь не думать о том, какая в этих самых руках слабость и как неприятно будет, в случае чего, падать.

Когда перекладины под руками кончились, Чарген замерла, высунувшись в люк и растерянно озираясь в поисках опоры. Хвататься за грязный пол совсем не хотелось, пусть умом она и понимала, что ступеньки вряд ли были чище.

— Давай. — Помощь пришла быстрее, чем Чара догадалась о ней попросить. Шешель опустился на корточки, протягивая обе руки, за которые она охотно ухватилась.

Втащив спутницу на чердак, следователь аккуратно прикрыл люк, пока Чарген, сипло дыша после пробежки, озиралась.

Здесь оказалось на удивление не столь ужасно, как можно было ожидать от незапертого чердака в таком мрачном районе. Пахло тоже неприятно, но не так уж сногсшибательно: пылью и птицами. Где-то в окружающем сумраке копошились и курлыкали невидимые голуби, над головой барабанил дождь. Под ногами лежал толстый слой пыли и мусора, валялись обломки досок и какие-то совсем неопределимые под толщью грязи штуковины. Темноту перечеркивали подкосы и стойки, держащие крышу, тянулись вверх несколько каменных труб.

Чара зябко поежилась, обхватила себя руками. По чердаку гулял сквозняк, а она как-то вдруг сообразила, что успела промокнуть по дороге.