Шешель и шельма

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, увы. Это можно будет выяснить только в Беряне, — качнул головой Шешель. — И даже пытаться прогнозировать не возьмусь. Ну разве что тебя там, скорее всего, нет, — усмехнулся он.

— Тоже мне новость! — вздохнула мошенница. — Да, вот еще странная вещь, я не сказала. Перед тем как войти в гостиную, я заглянула в кабинет. Павле перед уходом точно его закрыл, а тогда дверь была приоткрыта и оттуда тянуло сквозняком, была открыта дверь на пожарную лестницу…

— Ну это очевидно. Ралевич вернулся и открыл кабинет, а убийца через него и удрал. — Стеван пожал плечами.

— Нет, дело не в этом. На столике стояла бутылка игристого и два бокала для него.

— И что? Может, осталось после разговора твоего мужа с Живко.

— Нет. То есть я не заходила в кабинет сразу после разговора и не знаю, когда это там появилось, но Ралевич терпеть не мог игристое. Вообще вино не любил, но такое — особенно. На людях мог пускать пыль в глаза, тем более он в нем вроде как разбирался, но дома точно предпочел бы брадицу, особенно если хотел что-то отметить.

— Интересно, — задумчиво проговорил Шешель. — Видишь, кое-что ты о нем все-таки знаешь такого, чего не знаю я. Кто еще в курсе его пристрастий?

— Понятия не имею, никогда не задумывалась. Но Живко вряд ли мог не знать, мне показалось, эти двое очень хорошо знакомы. С ним, мне кажется, Ралевич общался ближе, чем с кем-то еще из родственников и партнеров. А все-таки, откуда там вино?

— Мне кажется, убийца пытался инсценировать бытовую ссору и подставить тебя, — спокойно ответил он. — И я бы не исключал подтасовки твоего самоубийства после всего этого. Но, похоже, просто не успел сделать все как хотел.

Чарген зябко поежилась и крепче вцепилась в руку мужчины.

— Выходит, ты мне еще и жизнь спас? А почему я так быстро очнулась? — все-таки не удержалась от вопроса, хотя об ответе на него догадывалась: зелье могло вступить в конфликт с магией.

— Может, дозу не рассчитали. Это всегда индивидуально, всякое случается. А все остальное — домыслы, — отмахнулся следователь. — Просто я бы на его месте поступил так. Полиция бы даже особо разбираться не стала: бытовая ссора иностранной супружеской пары. Даже скандал закатить некому, единственный родственник здесь Живко, а он у нас главный подозреваемый. И Гожкович, которого ты видела, да, я помню. Хотя вот у него я мотива не вижу, вряд ли он может рассчитывать на наследство партнера по бизнесу.

— Может, просто личная неприязнь? Он меня, кстати, запугивал страшными слухами о Ралевиче. Ну, о том, что тот вроде бы жесток с любовницами.

— А он жесток или все-таки нет? Потому что внятных свидетельств у меня тоже нет.

— Не знаю. Со мной был скорее равнодушен и воспринимал как ценное приобретение, — задумчиво проговорила Чара. — И как-то очень странно представлял меня Живко. Хотя, может, это я уже выдумываю…

— Странно?

— Ну как будто это и хотел сказать — что ценная покупка. Но я правда могу выдумывать, потому что очень зла была тогда на Ралевича, меня раздражало, что он привез меня в страну, о которой я почти ничего не знаю, начиная с языка…

— Этому есть рациональное объяснение, но оно тебе не понравится, — заявил следователь.

— А предположение о том, что меня тоже хотели убить, мне так понравилось! — возмутилась Чара. — Говори уже.

— Ралевич женился слишком скоропалительно для его характера. Сколько он тебя знал? Месяц, два? Сама подумай, при его нраве — не слишком ли мало, чтобы определиться с женой?