Увы, ему не повезло. Когда черты лица поплыли и волосы на голове женщины как будто зашевелились — это выглядело, конечно, неприятно. Но процесс закончился, и результат… Шешель вынужден был признать, что лучше бы она оставалась Цветаной. Или знакомой мышкой Биляной. Потому что первая примелькалась, да и не особенно нравились ему такие вот воздушные создания, вторую легко можно было выкинуть из головы из-за ее обыкновенности, а вот истинное лицо Кокетки оказалось куда более ярким, броским. Густые черные волосы прежней длины, кажется более прямые, чем у маски. Правильный овал лица, изящные брови вразлет, капризные, красиво очерченные губы. И глубокие, бархатные черные глаза, которые смотрели словно бы с насмешкой и снисходительным презрением, как будто она могла читать мысли Стевана и сейчас внутренне издевалась над ним.
Шешель стиснул зубы от злости. Правда, не на мошенницу; на себя самого, за вот эти дурацкие эмоции и еще более дурацкие предположения.
Но не признать, что она хороша, все равно не мог. А что хуже всего, пропал диссонанс между тем характером, который он читал в ней во время совместных приключений, и внешностью: истинное лицо подходило этой женщине куда больше, чем любая из фальшивок. Хуже — потому что было бы гораздо проще, окажись все это маской. Но нет, похоже, в Норке он познакомился с
— Значит, Чарген Янич, — через несколько секунд проговорил Стеван, все же задушив собственное недовольство. — Все еще ничего не хотите сказать? Имейте в виду, сотрудничество со следствием учитывается.
— Мне нечего вам сказать, господин Сыщик, — проговорила она с усмешкой в уголках губ, и Шешель опять едва сдержался от ругательства.
Потому что голос у нее тоже изменился. И тоже — в лучшую сторону. Стал глубже, ниже, богаче. И остро захотелось услышать, как она — вот такая, настоящая, — стонет этим голосом его имя.
— Конвой!
Следователь рявкнул так, что не дернулся один только Алекас, он вообще отличался крепкими нервами.
Стражник возник на пороге через мгновение.
— Слушаю!
— Увести.
Очнувшиеся маги, растерянно поглядывая на окаменевшее от злости лицо следователя, принялись торопливо отстегивать от пациентки свои приборы.
— Стей? — окликнул его коллега, когда аферистку увели. — Пойдем?
Тот только коротко кивнул и толкнул дверь.
— Шешель, ты чего такой злой, как шершень? — криво скаламбурил Брик. — Работать не хочешь? Думал, как лицо подозреваемая явит, так расколется? Лентяй!
— Угу, — невнятно буркнул тот.
Не признаваться же коллеге, что злится он исключительно на себя и исключительно за то, что подозреваемую эту он не посадить хочет, а… просто хочет.
Ладно, не просто — очень хочет. Так, что думать головой получается паршиво.
Впрочем, любимая работа не подвела и теперь. Нелепые желания вскоре ушли, Стеван сосредоточился и успокоился, и остаток дня обещал пройти плодотворно.
Новую проверку связей и разговор с коллегами убитого Ралевича Алекас брать на себя не рвался, и Шешель благородно освободил его от этого занятия — у коллеги и своих дел хватало. Тем более спешить с этим и опять шевелить ближайшее окружение покойного Стевану не хотелось, чтобы не спугнуть. Вот после оглашения завещания можно и потеребить всю компанию, а пока нужно разобраться с бумагами.