Шешель и шельма

22
18
20
22
24
26
28
30

На этом месте его прервал Живко новым приступом того же жутковато-истерического смеха.

— Ну, дядюшка, ну, сволочь!

— Но позвольте, какой арест? Ведь его убили! — растерялась родственница.

— Тут преступник несколько поторопился. Павле Ралевич подозревался в государственной измене.

Женщины ахнули, даже нотариус заметно растерялся — в подобном он своего клиента явно не подозревал. Только Хован как-то странно хрюкнул от смеха, а Шешель продолжил:

— Вас, господин Живко, я прошу проехать со мной для дачи показаний.

— Поехали, гулять так гулять! — сквозь истерику вновь хрюкнул тот и явно с трудом поднялся.

И Стеван порадовался, что не решил прогуляться пешком, все же тут было недалеко, а взял машину с водителем, предполагая по результатам оглашения завещания арест-другой. Вряд ли Живко дошел бы куда-то в своем нынешнем состоянии. Вблизи от него действительно сильно несло перегаром, но, кажется, Хован был достаточно в себе, чтобы отвечать на вопросы.

Истерический смех душил его до машины, а когда мужчины сели, новоиспеченный наследник мрачно нахохлился в углу дивана, невидящим взглядом сверля проплывающие мимо дома.

Дорога много времени не заняла, подготовка необходимого для разговора — тем более. Допросных в здании комитета хватало, отловить машинистку для записи — дело пары минут, и хотя отвлеченная от собственных дел женщина метала взглядом молнии, но без возражений заняла место в углу у штатной машинки и затрещала ею, заправляя бумагу.

— Приступим, — дождавшись кивка готовой к бою машинистки, заговорил Стеван.

Какое-то время заняли общие, нужные для протокола вопросы — отсылка к делу, фамилия следователя, имя, род занятий свидетеля… Обвинения ему выдвигать Шешель не спешил: в конце концов, против Живко никаких улик, только теоретическая возможность и видимый мотив.

— Какие отношения связывали вас с Ралевичем? Только рабочие или все-таки дружеские?

— Дружеские! — Хован презрительно фыркнул. — С этим? Да он только деньги свои ценил да камушки. На кой они ему только нужны были, солить, что ли?.. Все мало было!

— А вы на него из любви к искусству работали? — усмехнулся Стеван.

— Да вы не путайте, — отмахнулся Живко. — Без денег дерьмово, это верно. Но вот вам, вам зачем нужны деньги?

— Предположим, на жизнь.

— Ну да. Ну конкретно? Ну пожрать, так, чтобы вкусно и что хочется. Ну одеться хорошо, чтобы удобно, и красиво, и задница не чесалась. Ну жилье. Ну чтобы хорошее, просторное. Ну бабы, да, удовольствие дорогое — цацки им, шмотки, цветы там с ресторанами. Ну путешествия, мир посмотреть, вроде интерес. Ну кто-то играет, там азарт. Кто-то марки собирает, состояния спускает. Там болезнь, но там хоть понятно куда.

— А Ралевич?

— А пес его знает. Он деньги не тратил. Ну, то есть тратил, конечно, жить хотел хорошо. Но все время хотел больше. Он… Ну не знаю, деньги коллекционировал, что ли? Он их набирал ради цифры. Видит большую цифру в банковской выписке, смотришь на него — ну кончит же сейчас от счастья, простите, барышня. И большие деньги он тратил только с одной целью: сделать еще больше. И больше, и больше… И жаден был как не знаю кто. Если видел возможность хоть медяху где выкроить — опять счастье.