— А вы в этом деле молодец.
— Это дар.
Внезапно я осознаю, насколько она близко. Ее сильный, сладкий аромат перебивает даже потную вонь толпы. Она пахнет, как теплое лето, лимонад и солнечный свет, проникающий сквозь листву. И под всем этим таится что-то чуть более пряное, темное.
Я бросаю взгляд на свою руку, ищу признаки разложения. Но ничего нет. И на этот раз я чувствую себя совсем не так, как с проституткой. Тогда был голод, слепая потребность. А сейчас я будто отмокаю в горячей ванне. Чистый расслабон.
Однако такая роскошь мне не по зубам.
Я убираю руку.
— Не хочу портить момент и все такое, — говорю я, — но я вам в отцы гожусь.
— Вот уж вряд ли, — отвечает Саманта. — Мой отец был лысым сапожником, который регулярно избивал свою жену. А у вас на голове волос предостаточно.
— Я говорил совсем не об… — Она закрывает мне рот, прижав палец к моим губам. Еще одно прикосновение.
У меня перед глазами постепенно остается только она. Есть только она и я. Даже музыка куда-то исчезает.
Между нами появляется голова барменши. Она говорит, что можно сделать последний заказ, и момент очарования испаряется.
Саманта вздрагивает, как будто только что проснулась:
— Ну надо же, все становится куда интереснее.
Я оглядываюсь и удивляюсь, как поредела толпа.
— Да уж, потеряли немного времени.
— Потеряли — значит, потратили впустую, — говорит она. — А знаете, из моей квартиры в Санта-Монике открывается потрясающий вид. Не желаете взглянуть?
— Что ж, это зависит от…
— Чего?
— Друзья вы с Джаветти или нет.
Слова виснут в воздухе, делая его густым и тяжелым. Судя по сочным губам Саманты, она слегка обижена, но по-прежнему смотрит мне в глаза.