Сволочь.
— Нина, — в его глазах пробегает тревога.
Вот же бык-осеменитель. Ни стыда, ни совести. Я согласна была на одного, а он меня на двух развел.
— Нина… Только не говори, что ты…
Я спускаюсь на несколько ступеней, сворачиваю заключение узистки в трубочку. Ветерок треплет мне волосы и насмехается над моей удачливостью.
— Ты… козлина, Глеб… — еще на пару ступеней ближе к нему.
Настороженно вскидывает бровь.
— Нин…
Я молча кидаюсь к нему и я в ярости избиваю бумажной трубочкой. Он уворачивается, а я продолжаю его остервенело лупить. По лицу, плечам, рукам.
— Знала бы, что ты мне такое приготовишь, то замуж бы за тебя не вышла!
— Нина!
— Заткнись!
Бац-бац-бац!
По лбу, по щекам, по макушке.
— Я не смог не приехать! Нина!
— Да лучше бы тебя кастрировали! Самец чертов!
Ловко уворачивается, резко отступает в сторону и возмущенно смотрит на меня.
Конечно! Я же на святое покусилась! На его фаберже! Как я посмела такое сказать?!
— Я должен быть тут!
Бросается ко мне, вырывает смятую трубочку из моих рук, когда я опять замахиваюсь, и рычит: