Развод. Вспомни, как мы любили

22
18
20
22
24
26
28
30

Я молчу, сжимаю руль и смотрю на дорогу.

Сейчас наручники меня очень заинтересовали, а тогда?

Тогда бы они вызвали, наверное, глухое раздражение. Я все еще помню то состояние, в котором мне казалось, что я ушел по уши в черную густую жижу липкой тоски.

— Козлина, — шипит Маша. — Я тогда еще чулки в крупную сеточку купила. Шлюшьи такие!

Сглатываю.

— И знаешь, как на меня смотрели, когда я просила сеточку побольше? М? — буравит меня злобным взглядом. — Это хорошо, что у меня мозгов хватило не купить лакированные ботфорты на высоких каблуках! — замолкает и взвизгивает. — Моего размера не было!

Вот сейчас точно пар из ушей со свистом пойдет.

— Красные такие, — с пунцовым лицом сипит Маша. — Чтобы вот типичная проститутка с трассы получилась.

— Прекрати.

— Нет! Не прекращу, Витя! — рявкает Маша. — И большое тебе спасибо, что ты, сволочуга, пришел пораньше! Ты же мог мне все это сказать, когда бы я к тебе вышла в сетчатых чулках и красных сапогах!

— Ты же их не купила, — делаю тихое и напряженное замечание.

— Неважно! Важен посыл! Только представь эту картину! Я в чулках, с наручниками на пальце, в сапожищах по жопу, а ты мне говоришь…

— Не буду!

— Почему? — зло спрашивает.

— Потому что тебе потом придется стирать мои трусы! — повышаю голос.

Замолкает, переваривая мои громкие угрозы, и шепчет:

— Ты совсем охамел?

— А ты мне не устраивай тут горячие рассказики, когда я за рулем, — поскрипываю зубами. — И чулки, кстати, я не нашел.

— Наверное, как и кожаный комплект белья, — сердито усмехается. — Они в нижнем ящике комода в спальне.

— И где логика? — возмущенно спрашиваю я. — Где твой хваленый порядок, а? Наручники отдельно, кожаные трусы отдельно?