Я хочу ухватится за этот момент, как за иллюзию того, что сегодняшняя ночь может толкнуть нас друг другу.
Нет.
Я обещала, что не приму его и не стану даже думать в этом направлении.
А еще он приехал ко мне в дом от другой женщины. Не настолько я жалкая, чтобы сейчас впускать его в дом на чай и разговор.
— Я тебе пришлю на и-мейл письмо, — взгляда не отвожу.
— Тогда спокойной ночи.
Скрипит калитка, и Виктор выходит за территорию дома.
Почему мне сейчас кажется, что я должна остановить его? Что сейчас именно та ситуация, когда я могу перетянуть его к себе?
Если он потерял себя, то разве я не должна помочь ему найти себя?
Эти годы мы держались вместе, друг друга направляли, и все полетело к чертям, когда он решил в одиночку справится с сомнениями и растерянностью в жизни, в которой ему почти сорок лет.
Слышу, как машина за калиткой уезжает, тихо шурша шинами обо асфальт.
И вот я готова уже подняться по крыльцу, как на меня налетают обрывки воспоминаний, в которых Виктор вечерами выпадал из реальности.
Не так часто и не посреди разговоров, но… бывало, что сидел и смотрел перед собой отсутствующим взглядом.
Когда я или дочки выдергивали его из этого состояния, то его ответ “Я что-то задумался. Да так, ничего важного” меня удовлетворял, потому что затем он вновь был собой. Улыбался, смеялся и…
Играл роль.
Он играл роль.
— Хватит, — прижимаю кулаки к вискам. — Он сам принял решение ничего мне не говорить. И все это сейчас — не мое дело. Не мое.
Я не хотела думать, что у моего мужа есть проблемы, в которых я бы сама растерялась?
Я могу выдержать безденежье, несколько работ, жесткую экономию и старые дырявые сапоги.
А апатию? Муторное чувство неудовлетворенности, когда все хорошо? Борьбу с демонами, которые отравляют душу привычкой, серостью и тоской по прошлому, в котором кровь бурлила, глаза горели и смотрели только вперед?