Возня, предшествовавшая освобождению, была одновременно и чудом, и ужасом. Одеяло исчезло. Ей так и не удалось взглянуть на злоумышленника. На какое-то мгновение она захлебнулась сладостным воздухом вечернего сада, затем среди листвы мелькнуло ослепительное небо, но продолжалось это так недолго, что она не успела понять, что это значит. Следующим ее ощущением было чувство падения. В беспомощном удивлении она проваливалась в холодную темноту. Летя вниз, она успела припомнить старые кошмары и леденящие детские страхи. Затем она плюхнулась в воду. Задохнувшись от холода, она ощутила непередаваемый ужас. В момент соприкосновения с водой она инстинктивно сжала рот и теперь барахталась, стараясь вынырнуть на поверхность, ощущая вокруг ледяную черноту. Когда ей это удалось, она отряхнула голову и приоткрыла глаза. Черный тоннель уходил вверх, его венчал круг голубоватого света. Пока она держалась на воде, задрав голову, крышка колодца стала медленно задвигаться, как створки фотокамеры. Круг превратился в полукруг, затем в подобие месяца. Наконец на месте окна в мир не осталось ничего, кроме восьми дырочек, через которые сочился свет.
Она в страхе опустила ноги, надеясь нащупать дно. Дна под ней не оказалось. Отчаянно перебирая руками и ногами и одновременно стараясь подавить ужас, она ощупала стенки колодца в поисках выступа. И снова неудача. Скользкие кирпичные стены уходили вверх, как края могилы. Она запрокинула голову, и ей показалось, что стены извиваются в зловещей пляске, как брюхо отвратительной змеи.
И тут ее охватил спасительный гнев. Она не даст себя утопить, не станет подыхать здесь, в этой гадкой дыре, в одиночестве и страхе! Колодец был глубок, но узок, от силы фута три в диаметре. Если ей удастся не терять головы и не торопиться, она попытается упереться в стены ногами и плечами и начать продвижение наверх.
Падая, она не ушиблась о стену и каким-то чудом осталась целой и невредимой. Итак, она жива и способна размышлять. Ей всегда удавалось выжить, выживет и на этот раз.
Откинувшись назад, она оперлась спиной о холодную стену, раскинула руки и вонзила локти в кирпичи, чтобы не соскользнуть. Сбросив туфли, она уперлась ногами в противоположную стенку. Один из кирпичей над самой водой оказался слегка неровным, и она обхватила его пальцами ноги. Теперь у нее была ненадежная, но бесценная опора, позволяющая начать восхождение. Воспользовавшись ею, она вырвалась из ледяной ванны и на какое-то мгновение дала отдых мышцам спины и бедер.
Затем она стала мало-помалу продвигаться кверху, передвигая на миллиметр одну ногу, потом другую, а после этого с невероятным трудом приближая все тело к спасительному выходу. Она не сводила глаз с противоположной стены, стараясь не смотреть ни вниз, ни вверх и считая пройденный путь по кирпичам. Время уходило. Она не видела стрелок на подаренных Берни часах, хотя их тиканье казалось неестественно громким, словно они взяли на себя роль метронома, отсчитывающего удары ее сердца, вдохи и выдохи. Ноги сводила дикая боль, по спине растекалось что-то теплое и приятное, от чего ткань прилипла к коже, – видимо, кровь. Она заставляла себя не думать ни о воде, в которую могла в любую секунду сорваться, ни о свете, просачивающемся через дырочки в крышке колодца. Если ей суждено выжить, то энергию надо расходовать на преодоление очередного дюйма стены, а их оставалось еще немало.
Внезапно нога соскользнула, и она съехала на несколько ярдов вниз, беспомощно хватаясь за гладкие стены, пока не нашла, во что упереться. Падая, она еще больше ободрала спину, и по ее щекам покатились слезы беспомощности и жалости к себе. Она приказала себе набраться храбрости и снова поползла вверх. Через некоторое время ее тело свело судорогой, и она извивалась до тех пор, пока истерзанные мускулы не обрели способность двигаться. Иногда ее ноги нащупывали новую опору, позволявшую расслабиться и передохнуть. Тогда возникал труднопреодолимый соблазн подольше оставаться в сладостной неподвижности, и ей стоило немалых сил продолжить мучительное продвижение к спасению.
Ей казалось, что прошло уже несколько часов с той минуты, когда началось ее восхождение, похожее на трудные роды, наградой за которые станет выход в неприветливый мир. В колодце становилось все темнее. Свет, просачивающийся сквозь крышку, слабел. Она убеждала себя, что подниматься на самом деле вовсе не трудно. Во всем виноваты темнота и одиночество. Если бы речь шла просто о беге с препятствиями или о школьном гимнастическом упражнении, все выходило бы гораздо легче. Она заставила себя вспомнить гимнастические снаряды и кучу пятиклассниц, подбадривающих ее криками. Среди них стояла сестра Перпетуя. Почему же она не смотрит на Корделию? Корделия окликнула ее, и женщина медленно повернулась в ее сторону и одарила ее улыбкой. Только это была вовсе не монахиня – это была мисс Лиминг, сардонически усмехающаяся под бледной вуалью.
В тот самый момент, когда она поняла, что без посторонней помощи не продвинется больше ни на миллиметр, она увидела, что сможет ее спасти. В нескольких футах над головой свисала короткая деревянная лесенка, доходящая до жерла колодца. Сначала она решила, что это иллюзия, фантазия, порожденная усталостью и отчаянием. Она на несколько минут зажмурилась; губы непроизвольно шевелились. Потом снова приоткрыла веки. Лесенка была на месте, в сгущающемся сумраке она казалась воплощением прочности и надежды. Она воздела беспомощные руки, отлично зная, что ей все равно не дотянуться так высоко. Путь к спасению был совсем близко, однако она знала – ей не хватит сил ступить на него.
В эту самую минуту она вспомнила о ремне. Рука скользнула к поясу и нащупала тяжелую пряжку. Расстегнув ее, она смотала длинную извивающуюся змею со своей талии и подбросила пряжку к нижней ступеньке лестницы. Три раза подряд ее броски кончались неудачей: сталь гулко ударялась о деревяшку, но ремень никак не обхватывал ступеньку. Удача улыбнулась ей только на четвертый раз. Она стала потихоньку отпускать легкий конец ремня, и вскоре пряжка повисла над головой, так что она смогла схватиться за нее. Мгновение – и в ее распоряжении была прочная петля. Она потянула за нее – вначале легонько, потом посильнее и в конце концов доверила петле весь свой вес. Облегчение было неописуемым. Она откинулась на кирпичную стену, собираясь с силами для последнего, победного рывка. Но не тут-то было: прогнившая по краям ступенька не выдержала тяжести, раздался оглушительный треск, и деревяшка просвистела вниз, едва не ударив ее по голове. Прошли долгие минуты – или ей только это показалось? – прежде чем из глубины донесся глухой всплеск, зловеще отразившийся от сырых стен.
Она расстегнула пряжку и попробовала еще раз. Следующая перекладина находилась на целый фут выше нижней, так что бросать стало куда труднее. От малейшего усилия она тут же покрывалась холодным потом и долго переводила дух в полном изнеможении. После каждого безуспешного броска становилось все тяжелее изготавливаться к новой попытке. Она уже сбилась со счета, сколько раз ей пришлось уворачиваться от падающей пряжки, пока наконец не перебросила ее через ступеньку. На этот раз ей пришлось сильно натянуть ремень, чтобы застегнуть его. Если сломается и эта ступенька, ей уже не добросить до третьей – слишком высоко. Это будет конец.
Однако вторая перекладина оказалась прочнее первой. Ей не запомнились последние полчаса восхождения, но, добравшись в конце концов до стоек, она поняла, что ей больше не грозит опасность. Пока лестница выдерживает ее тяжесть, она не упадет. Она позволила себе ненадолго отключиться. Но уже скоро колеса памяти, некоторое время крутившиеся сами по себе, подгребли ее, и в голове снова забегали мысли. Она знала – нечего и надеяться самостоятельно сдвинуть с места тяжелую деревянную крышку. Она уперлась в нее обеими руками, однако без малейшего результата. Крышка была выпуклой, так что она не смогла бы упереться в нее плечами. Оставалось надеяться на помощь извне, которая не подойдет до самого утра. По правде говоря, надежда на утро тоже была призрачной, но она предпочла отогнать эту мысль. Рано или поздно мисс Маркленд вернется к коттеджу. Рано или поздно кто-то да окажется поблизости. Привязавшись к лестнице, она продержится не один день. Даже если она потеряет сознание, ее извлекут из колодца живой. Мисс Маркленд знает, что ей положено быть в коттедже; там остались ее вещи. Мисс Маркленд придет ей на помощь.
Она задумалась, как привлечь к себе внимание. Между досками, из которых была сколочена крышка, можно бы было что-нибудь просунуть, только что? Скажем, край пряжки, если она привяжется к лестнице потуже. Но с этим можно потерпеть до утра. Пока же ей нечего было предпринимать. Оставалось расслабиться, постараться уснуть и так дождаться утра.
Но тут ее снова обуял ужас. Спасения не будет. К колодцу подойдет человек, бесшумно ступая в темноте. Только человек этот – убийца. Он обязательно вернется: это часть его плана. Нападение, выглядевшее столь невероятным, столь глупым, на самом деле было хорошо продуманным. Все должно выглядеть как несчастный случай. Ночью он вернется и снова отодвинет крышку… Пройдет еще несколько дней, и мисс Маркленд, прочесав сад, поймет, что произошло. Никто никогда не сможет доказать, что смерть Корделии – вовсе не случайность. Ей пришли на ум слова сержанта Маскелла: «Главное – не подозрение, а доказательство». Но разве на этот раз возникнут хоть какие-то подозрения? Молодая, импульсивная, не в меру любопытная женщина обитает в коттедже без разрешения владельца. Очевидно, ей взбрело в голову исследовать колодец. Она сбила замок, оттащила крышку с помощью веревки, которую убийца оставит на видном месте, и стала спускаться по ступенькам, пока не добралась до последней, которая благополучно обломилась. На лесенке окажутся только ее отпечатки – это на случай, если им вздумается все излазить. Коттедж – совершенно отрезанное от людей место, так что возвращающегося восвояси убийцу вряд ли кто увидит. Ей не оставалось ничего другого, кроме ожидания его шагов, его тяжелого дыхания. Потом крышка медленно отодвинется – и она узнает его лицо.
Острота испытанного только что ужаса немного притупилась, и она стала ждать смерти без малейшей надежды и не пыталась цепляться за жизнь. Смирение принесло облегчение. Прикрученная к стойкам, как жертва, предназначенная для заклания, она постепенно погружалась в сонное забытье и только тихонько молилась, чтобы убийца застал ее бесчувственной и чтобы в момент последнего удара к ней не вернулось сознание. Ей стало совершенно неинтересно, чье лицо нависнет над ней. Она не станет унижаться, упрашивая убийцу сохранить ей жизнь, не станет просить пощады у человека, удавившего Марка. Она знала – пощады не будет.
Однако она находилась в сознании, когда крышка стала отодвигаться. На ее склоненную голову пролился слабый свет. Крышка отползла еще дальше. Внезапно до нее донесся голос – женский голос, тихий, сбивчивый, захлебывающийся от ужаса.
– Корделия!
Она подняла глаза.
У края колодца, свесившись вниз, отчего ее бледное лицо казалось непомерно раздувшимся, как у призрака из ночного кошмара, стояла на коленях мисс Маркленд. Ее глаза, изумленно разглядывающие Корделию, были так же расширены от страха, как у самой Корделии.
Еще через десять минут Корделия лежала, скорчившись, в кресле у потрескивающего камина. Все ее тело раскалывалось от боли, она никак не могла унять бившую ее дрожь. Тонкая ткань рубашки прилипла к истерзанной спине, и каждое движение отдавалось во всем теле тупой болью. Мисс Маркленд развела огонь и теперь колдовала над кофе. Корделия слышала, как она ходит взад-вперед по крохотной кухне, и улавливала щекочущий аромат кофе, просачивающийся сквозь запах вовсю разожженной печи. Знакомые предметы и звуки должны были бы подействовать на нее успокаивающе, но ей отчаянно хотелось остаться одной. Убийца обязательно вернется, и ей придется с ним встретиться. Мисс Маркленд принесла две кофейные чашки и сунула одну Корделии. Затем она сходила наверх и вернулась с одним из свитеров Марка, который накинула Корделии на плечи. Прежний ужас покинул ее, но она все еще пребывала в возбуждении, как молоденькая девушка, переживающая первое в жизни приключение, которого потом, быть может, придется устыдиться. Ее глаза были широко распахнуты, все тело содрогалось от волнения. Усевшись напротив Корделии, она вперила в нее напряженный взгляд.
ebooksa