Неподходящее занятие для женщины

– Ничего. Просто остановилась передохнуть.

– Разве такой хорошенькой девушке, можно оставаться одной?

Он взялся за дверную ручку. Корделия вынула из сумки пистолет и направила дуло ему в лицо.

– Заряжено. Уходите сейчас же, иначе я стану стрелять.

Прозвучавшая в ее голосе угроза испугала даже ее. Бледное мокрое лицо отшатнулось, челюсть отвисла. Доброхот попятился.

– Простите, мисс. Ошибка. Я не хотел вас оскорбить.

Корделия дождалась, пока машина скроется из виду, и включила зажигание. Нет, ехать она не сможет. Она вынула ключ из замка. На нее накатила волна усталости, ласковая, как благословение, которой не смогли противиться ни ее измученный рассудок, ни избитое тело. Она уткнулась лбом в руль и забылась.

Глава 6

Корделия спала крепко, но недолго. Она не знала, что заставило ее очнуться – то ли ослепительный свет фар проезжающего автомобиля, то ли подсознательный толчок, напомнивший ей, что отдых придется ограничить получасом, ибо этого минимума ей хватит, чтобы выполнить необходимое, после чего она сможет выспаться как следует. Она выпрямилась, с трудом превозмогая боль в натруженных мышцах и ощущая на спине засохшую кровь. Ночной воздух оставался таким же жарким и пахучим, как днем; даже вьющаяся впереди дорога казалась клейкой в лучах фар. Однако Корделию по-прежнему трясло, и измученное тело благодарно впитывало тепло от свитера Марка. В первый раз с тех пор, как она натянула его на себя, она разглядела, что он темно-зеленого цвета. Как странно, она не обращала внимания на цвет раньше!

Остаток пути она проделала, как новичок, впервые севший за руль, – оцепенев в кресле, пристально вглядываясь в дорогу и одеревенело двигая руками и ногами. Наконец впереди показались ворота Гарфорд-Ха-уса. В свете фар они виделись куда более высокими и пышными, нежели в первый раз. Ворота были закрыты. Она выскочила из машины, моля Бога, чтобы они не оказались запертыми на замок. Однако тяжелая задвижка поддалась под ее напором. Ворота бесшумно распахнулись.

В саду не оказалось других машин, и она оставила свою «мини» недалеко от дома. В окнах не было света, только во входной двери мерцал манящий огонек. Зажав в руке пистолет, Корделия, не постучавшись, вошла в холл. Несмотря на усталость, несравнимую с ее состоянием в тот день, когда она впервые увидела Гарфорд-Хаус, она воспринимала его сейчас гораздо отчетливее, не упуская ни единой детали. Холл был пуст, но в воздухе словно разлито ожидание, будто дому не хватало именно ее. В ноздри ей ударил все тот же аромат роз и лаванды, только на этот раз она поняла, что лавандовый аромат исходит от цветов в огромной китайской вазе на столике в углу. Ей с первого раза запомнилось громкое тиканье часов, теперь же она обратила внимание на их изысканный резной корпус. Она стояла посередине холла, слегка покачиваясь, с зажатым в опущенной правой руке пистолетом, и смотрела себе под ноги. Ковер был расписан геометрическим узором оливково-зеленого, бледно-голубого и малинового цвета, его мотивы отдаленно напоминали тени коленопреклоненных фигур. Стоя на таком ковре, трудно было самой не опуститься на колени. А вдруг это восточный молитвенный коврик?

Она наблюдала, как мисс Лиминг медленно спускается к ней по лестнице в развевающемся вокруг ног длинном красном халате. Пистолет был решительно вынут из ее безжизненной ладони. Она знала, что произошло, так как рука, внезапно полегчала. Это уже не имело значения. Она все равно не сможет защитить себя с помощью этого оружия, никогда не сможет убить человека. Она поняла это, когда Ланн в ужасе пустился от нее наутек.

– Здесь нет никого, от кого вам пришлось бы защищаться, мисс Грей, – молвила мисс Лиминг.

– Я пришла отчитаться перед сэром Рональдом. Где он?

– Там же, где и в прошлый раз, – у себя в кабинете.

Как и прежде, он восседал за письменным столом. Он наговаривал что-то на диктофон, зажатый в правой руке. Завидя Корделию, он выключил его, затем подошел к стене и выдернул штепсель из розетки. Снова сел. Они посмотрели друг другу в глаза. Он сложил руки в круге света, падающего от настольной лампы, и его лицо приняло вопросительное выражение. Она едва не вскрикнула от потрясения, до того его лицо напомнило ей лица, мелькающие в окнах проносящихся мимо платформы ночных поездов, – костлявые, со впалыми щеками и глубоко запавшими глазами – лица призраков, вставших со смертного одра.

Когда он заговорил, голос его звучал глухо, словно его оторвали от воспоминаний:

– Полчаса назад я узнал о смерти Криса Ланна. Он был лучшим лабораторным ассистентом, с которым мне когда-либо доводилось работать. Я взял его из сиротского дома пятнадцать лет назад. Он никогда не видел своих родителей. Уродливый, трудный мальчуган, уже заработавший условную судимость. Школа ничем не смогла ему помочь. Но Ланн оказался одним из самых способных натуралистов, с какими мне приходилось встречаться. Получи он образование, то достиг бы не меньшего, чем я.

– Тогда почему же вы не предоставили ему такого шанса, почему не дали ему образования?

– Потому что он был мне полезнее в качестве ассистента. Я сказал, что он достиг бы не меньшего, чем я. Но ученых не хуже меня пруд пруди, а вот лаборанта-ассистента под стать Ланну не найти. Он великолепно обращался с инструментами.