Распутье

22
18
20
22
24
26
28
30

Я закрыла глаза, но вряд ли подразумевала под этим согласие с его словами. А когда открыла, Нимовского в классе уже не было. Я придвинула визитку еще ближе и несколько раз прочитала номер телефона. Потом медленно разрывала на микроатомы, соображая. Позвонить ему все равно не смогу – уж точно не со своего телефона, но цифры эти лучше оставить в памяти – мало ли, как жизнь повернется, он высказался верно. Программа защиты свидетелей целых две секунды приятно тревожила разум, но на третьей секунде перестала – Иван найдет любого, если захочет, все эти меры – ничто в сравнении с его ресурсами. Но может быть, когда-нибудь, когда мне совсем некуда будет бежать – я вспомню это приятное сочетание из трех слов?

Слова Нимовского меня окончательно не успокоили. У него, похоже, большие связи, но у Ивана связи намного больше, не удивлюсь, если даже в самой прокуратуре. Я поступила правильно, соглашаясь с совестью, но в любом случае подставилась – теперь уже Вере простого объяснения не хватит. Я так и сидела, не представляя, что делать дальше. А может, уволить ее? Вот просто заявить, что с этого момента она на мою семью не работает? Ага, это еще вчера могло пройти без лишних подозрений, а после сегодняшнего… Вера уж точно заявит о странности, когда явится в дом за расчетом.

Занятие уже должно было подходить к концу, а я так и не определилась. Вера не выдержала сама – вошла в пустой класс, долго стояла возле двери, держа в руке пистолет, как будто сразу пришла в состояние боевой готовности и не могла из него вынырнуть, но потом спросила – тихо и вежливо, как обычно это делала:

– Лиза, у вас какие-то проблемы? Надеюсь, не с законом?

Абсурдно до смешного. Я повернула к ней уже веселый взгляд – после такого дикого вопроса он и не мог быть другим. И отважилась:

– Вера, у меня нет проблем с законом и никогда не было. Но у Ивана их полно. Ты мне не поверишь на слово – вот уже по этому лицу вижу, что не поверишь. И потому сейчас я делаю колоссальную ставку. На все то отношение ко мне, все, что ты во мне до сих пор видела. Вера, прошу тебя, подожди немного, я предоставлю тебе доказательства. Иван пришел в политику далеко не из честного бизнеса. Но хуже всего, что из того самого бизнеса он и не уходил и никогда окончательно не уйдет, все еще заказывает убийства всех мешающих ему людей, все еще берет средства на политические кампании из наркотрафиков и прежних связей.

Она сощурилась и ответила не сразу – это делало ей честь: не принялась возражать, а все же попыталась обдумать.

– Лиза, зачем вы так говорите? – тем не менее сама формулировка подчеркивала, насколько она далека от понимания.

– Потому что это правда, Вера. Дай мне несколько дней, я только о них умоляю. И никому, вообще никому ни о чем пока не говори. Я и этим признанием тебя под угрозу ставлю – тебя могут убить даже за такую информацию.

– Убить? Вы преувеличиваете?

Я старалась поймать ее взгляд и не выпускать его – клейко, уверенно и с давлением. Она честная и искренняя, она тоже способна поступать правильно! Но, к сожалению, признания я начала вовсе не с того, с чего должна была.

– Не преувеличиваю, Вера. Боже, как бы я хотела преувеличивать, – на этой фразе голос все же невольно дрогнул. Медленно падающее вперед тело Саши и красные брызги всплыли совсем не вовремя. Да и не было у меня уверенности, что за пару дней подвернется именно то, достаточное доказательство. Но прямо сейчас его лучше пообещать. Собралась и закончила: – Уволься прямо сегодня, молча. Или останься – но тоже молча, подожди несколько дней. Если муж узнает об этой встрече и вчерашнем визите в прокуратуру, то мне не жить – в лучшем случае. А тебя просто уволят – если никто не догадается, какую я тему подняла прямо сейчас.

– Я в растерянности, – обозначила она то, что я и так видела.

– Несколько дней, – повторила я. – Я постараюсь найти хоть каплю, которая придаст веса моим словам, а после расскажу то, что видела сама. И что со мной сделали, когда я больше не могла мириться.

– Вы выглядите слишком спокойной для таких признаний, Лиза.

Возможно, сомнений добавляла как раз моя выдержка и легкая, злая улыбка на губах. Вот рыдала бы я сейчас, билась бы в истерике, – звучало бы иначе. Иногда самоконтроль играет плохую службу – оказывается, даже отрицательные эмоции надо отпускать при необходимости.

– Научилась быть спокойной, – прокомментировала, как могла. – Иначе тут бы не сидела. Так что, могу я рассчитывать на несколько дней полного молчания?

И вдруг она неожиданно отвела взгляд – уставилась в стену и нахмурилась, вдруг став еще напряженнее, чем раньше.

– Могли бы. Но боюсь, ваша просьба уже невыполнима.

– Что?! – Я встала, похолодев. – Ты уже сообщила? Кому?