Убийство в доме викария

– Зайдите на минутку.

Я подчинился.

– Это удивительное дело, – сказал доктор, бросая шляпу на стул и открывая дверь в свой кабинет.

Он рухнул в потертое кожаное кресло и невидящим взором уставился в стену. Выглядел Хейдок измученным и потерянным.

Я рассказал ему, как нам удалось установить время выстрела. Доктор слушал довольно рассеянно.

– Это полностью снимает подозрения с Энн Протеро, – сказал он наконец. – Ну что ж, я рад, что оба ни при чем. Мне нравится эта пара.

Я поверил ему, однако у меня вызвал недоумение тот факт, что, несмотря на его заверение в добром расположении к этим двум людям, снятие с них подозрений в виновности погрузило его в печаль. Утром он выглядел как человек, сбросивший с души тяжелейший груз, – сейчас же был донельзя встревожен и расстроен.

И все же я был убежден, что Хейдок говорит искренне. Он действительно расположен к Энн Протеро и Лоуренсу Реддингу. Тогда откуда эта угрюмая погруженность в себя?

Доктор с усилием встал с кресла.

– Я хотел рассказать вам о Хоузе. Со всем этим расследованием он вылетел у меня из головы.

– Он действительно тяжело болен?

– Его состояние не настолько плохо. Вы, конечно, знаете, что у него летаргический энцефалит, сонная болезнь, как его обычно называют?

– Нет, – ответил я, очень удивленный. – Я ничего такого не знал. Хоуз мне никогда не рассказывал. Когда он заболел?

– Примерно год назад. Он вполне оправился – насколько, насколько можно оправиться от этого заболевания. Оно довольно странное, своеобразно влияет на поведение. Болезнь может кардинально изменить характер. – Он помолчал несколько мгновений и продолжил: – Мы с ужасом вспоминаем те времена, когда на кострах сжигали ведьм. Уверен, что настанет день, когда мы будем с содроганием вспоминать, как вешали преступников.

– Вы против смертной казни?

– Дело не в этом. – Хейдок опять замолчал. – Знаете, – медленно произнес он, – моя работа определенно лучше вашей.

– Почему?

– Потому что вы имеете дело главным образом с тем, что мы называем хорошим и плохим, – а я не уверен, что такая разница существует. Только представьте, что все зависит лишь от функции желез. Одна железа работает сильнее, чем нужно, другая слабее – и вот вам убийца, или вор, или рецидивист. Я уверен, Клемент, наступят времена, когда мы будем содрогаться от мысли, что долгие века наказывали людей за болезнь, с которой они, бедняги, ничего не могли поделать. Ведь не вешают же человека за то, что у него туберкулез.

– Такой человек не опасен для общества.

– В каком-то смысле опасен – он заражает людей… Или возьмите человека, вообразившего себя китайским императором. Вы же не считаете, что он совершает зло. Я понимаю вашу точку зрения в отношении общества. Общество должно быть защищено. Запереть этих людей туда, где они никому не причинят вреда, и даже тихо и мирно устранить их – да, я пошел бы и на это. Но не называйте это наказанием. Не навлекайте позор на них и их несчастные семьи.