Теперь стало темно, зато я слышала дыхание графа совсем рядом, а ещё чувствовала, как бьётся его сердце – под моей ладонью, потому что я попыталась отстраниться, а получилось, что положила руку ему на грудь.
Всё это было так близко, так интимно, и шуршание дождя теперь казалось таким далёким…
- Вот это – явно лишнее, - сказала я тихо.
- Так удобнее разговаривать о тайнах, - так же тихо произнёс граф и прижал меня к себе ещё крепче. – Хотя, признаюсь, рядом с вами мне совсем не хочется разговаривать, Роксана.
- Хотите помолчать? – почти прошептала я, ощущая головокружение, совсем как героини романов, которых «храбрые рыцари прижимали к себе, со страстью и пылом заглядывая в глаза».
- Если честно, хочу кое-чего иного, - признался граф, и коснулся губами моего виска.
Это прикосновение – деликатное, еле заметное, почти нежное – заставило меня вздрогнуть. Нет, оно не было мне противно, наоборот… Но эти ощущения были для меня незнакомыми и… очень волнительным. Наверное, именно это называется – «со страстью и пылом»? Хотя, страсть и пыл предполагают, что рыцарь должен быть более настойчивым со своей дамой…
Мне стало смешно и немного грустно от подобных мыслей. Роковая Роксана впервые оказалась в такой пикантной и романтической ситуации, но мы оба – и я, и граф – понимали, что всё это игра, фикция. А мне совсем не хотелось заиграться, чтобы потом болезненно переживать, когда игра закончится.
- Наверное, вы хотите получить те самые письма, о которых я говорила вам сегодня, - сказала я, с усилием прогоняя сладкое головокружение. – Повезло, что бумаги не успели сжечь. Кстати, их нашёл Аделард. Как вы думаете, отыскал бы он их, если бы сам написал? – я достала письма из кармана, и граф, помедлив, словно бы нехотя взял их.
- Если ваш отчим написал их изменённым почерком - то почему нет? – проворчал он, приподнимая плащ с одной стороны и впуская свет уличного фонаря.
Это сразу нарушило интимную близость, как и дождь, который как раз начал моросить сильнее.
Развернув скомканные листы, граф внимательно изучал письма, а я молча стояла рядом, дожидаясь, пока он закончит читать.
- «Ваша красота должна жить вечно… Я знаю, как сохранить вашу красоту навечно… Доверьтесь мне, и я сохраню вашу красоту навечно…», - прочитал королевский эмиссар вслух и хмыкнул: - Он не слишком многословен, ваш тайный поклонник. Интересно, как он собирался сохранить вашу красоту? Возможно, речь идёт о каких-то колдовских обрядах? «Навечно» - это звучит зловеще. Не находите?
- Навечно… - повторила я, а потом нетерпеливо потянулась к письмам: - Дайте сюда!
Я выхватила у графа смятые послания и заново пробежалась глазами по строчкам.
- Что-то вспомнили? Узнали почерк? – тут же спросил он.
- Навечно! – я почувствовала, что голова у меня опять закружилась, но это было не головокружение от любовных переживаний. – Понимаете? Навечно! А господин Эверетт говорил «навсегда»! Вроде бы и смысл один и тот же, но слова разные… А это значит… значит… - я в ужасе замолчала, потому что это значило, что страшная история в Солимаре не закончилась.
Возможно, она только начиналась.
- Значит, это не бедняга Эверетт писал вам, - граф забрал у меня письма, аккуратно сложил их и сунул за отворот рукава. – Я сразу так подумал. Он потерял голову из-за вас, а потом и жизнь – тоже из-за вас.
- Почему из-за меня? Я ни при чём, - возразила я довольно неуверенно.