Роковая Роксана

22
18
20
22
24
26
28
30

Я видела, как длинные сильные пальцы чуть сжали ткань, потом отпустили её, будто нехотя, потом граф убрал руку, и мне стало почти обидно, что он не попытался прикоснуться ко мне.

- Почему у вас такая фамилия? – спросила я, прогоняя обиду и сожаление подальше. – Бранчефорте – это ведь от слова «ветка»?

- Понимаю, к чему вы клоните, - отозвался граф, - но это всего лишь совпадение.

- Совпадение? – не поверила я. – Ковен ведьм, о котором вы мне рассказывали, назывался «Ветка розы». И теперь для собраний в развалинах использовали ветку. Может ли быть так, что эта история касается вас не только как инквизитора?

- Узнаю богатое воображение господина Ронбери, - граф откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. – Но передайте этому подозрительному господину, что он ошибается. Для меня это всего лишь дело, порученное королём. Ничего личного. И все совпадения случайны, разумеется.

- Ну, разумеется! – не удержалась я.

- Какая вы недоверчивая, - попенял он мне. – Лучше бы были такой недоверчивой, когда Лойл передавал вам моё поручение. Давайте договоримся, Роксана. Ценю вашу решительность, но предпочёл бы видеть не её, а осторожность. И благоразумие.

- Хорошо, заботливая нянюшка, - сказала я голосом монашки.

Граф осёкся, а потом хмыкнул, и это хмыканье показалось мне смущённым. Хотя… милорд Бранчефорте и смущение? Совершенно несовместимо.

- Простите, это было бестактно с моей стороны, - сказал он.

- Повторяетесь, - сказала я, вспоминая наш разговор с графом, когда он провожал меня до дома и впервые был откровенен, и добавила неожиданно даже для самой себя: - Вы спрашивали, Гилберт, любила ли я своих женихов…

Стало так тихо, что я смогла расслышать плеск волн в Пойзене.

- Тогда вы не пожелали отвечать, - произнёс Бранчефорте негромко.

Смотрите-ка. Тоже помнит наш разговор. Ну да, королевскому чиновнику полагается иметь хорошую память.

- И я не настаиваю на ответе, - сказал граф.

- Всё же отвечу, - сказала я, глядя на другой берег реки, где горели огни Солимара. – Любила, конечно. Возможно, не так, как полагается любить по церковным канонам, и не так, как описывают в любовных романах, но я искренне любила всех моих женихов. Когда Винсент сделал предложение, я была совсем юной. Он был старше меня на три года, всегда серьёзный, спокойный, немного грустный. Я робела перед ним и восхищалась его манерами. Он не говорил красивых слов, и письма писал по всем правилам – ничего лишнего и личного, очень вежливо о погоде, о здоровье, упоминание общих знакомых, строчка стихотворения… Он казался мне идеалом молодого человека. Конечно же, я была влюблена в идеал, и когда он умер, мне было очень больно. Даже думала, чтобы уйти в монастырь, но мама пригрозила, что отправится туда следом за мной и не даст спокойной жизни…

Я помолчала, собираясь с мыслями, и продолжала:

- Первый год после смерти Винсента я была, как больная. Никого не замечала. Год просидела дома, и только потом начала выходить на прогулки. И то – шла, как по лунным полям. Ничего вокруг не видела. Однажды чуть не попала под копыта лошади. На лошади ехал Колдер. В последний момент он н смог повернуть в сторону, а потом…

- А потом стал за вами ухаживать? - догадался граф.

- Он был очень настойчив, - я слабо улыбнулась. – Он был весь – жизнь, молодость, сила, задор. Никогда не мог усидеть на месте. Театр ненавидел всей душой, особенно оперу. Однажды заснул прямо во время премьеры. Давали «Летучего голландца». Пока была буря, гремела музыка и Голландец исполнял свою дьявольскую арию, Колдер сладко спал, а когда началось затишье, свет притушили, и оркестр замолчал, Колдер вдруг проснулся. Спросонья не понял, где находится и почему темно, и громко спросил «Кто здесь?!». Это было очень смешно. Я засмеялась впервые после смерти Винсента.