Мельничиха из Тихого Омута 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Рейвен промолчал, а я почувствовала себя до ужаса бестактной. Хватит уже попрекать его бывшей женой. И злиться на него из-за Анны тоже нет смысла.

Мы по-прежнему держались за руки, и я погладила Рейвена по тыльной стороне ладони, чтобы хоть немного извиниться за резкость.

— Мне эти курочки давно не дают покоя, — сказала я тише, чтобы никто не подслушал. — Именно чёрные курочки. Потому что деревенские пели просто по курочек, без упоминания цвета. Это другая песня, понимаете? Я уверена, что совсем другая. Бриско пел именно про черных курочек, мне Жонкелия говорила. И Димак тоже напевал эту песню. И Римсби — когда встретил нас на дороге. Они все знали, о чем там поётся, и пытались на это намекнуть. Получается, что и Эдит знала. Ведь я уверена, что Римсби и Димак пели именно для неё. Но я — не Эдит, и мне не ясно, что это были за намёки.

— Я во всём разберусь, — сказал Рейвен так же тихо и сразу начал разбираться — притянул меня к себе, попытавшись поцеловать.

— Вам лучше поубавить прыть, — сказала я, указав взглядом в сторону мельницы. — Ваша бывшая жена, возможно, наблюдает за нами. Не надо, чтобы наше с вами сотрудничество раскрыли раньше времени.

— Вот почему вы всё время говорите, что она — моя бывшая? — запротестовал судья, но отпустил меня — медленно, нехотя, но отпустил. — После меня она, к вашему сведению, снова вышла замуж. Так что теперь мы — совершенно чужие люди.

— Вышла — и овдовела, — задумчиво произнесла я. — И решила выйти снова.

— Не желаю говорить о ней, — заявил Рейвен. — При чем тут Анна? Вы же говорили, что вас интересуют черные куры, хозяйка?

— Она назвала меня ведьмой, — продолжала я размышлять вслух. — Даже столичная дама знала, что мельничиха из Тихого Омута — ведьмачка. Вот так глупая забитая сирота Эдит. Провела даже судью.

— Мельников всегда считают связанными с нечистой силой, — отказался признавать это аргументом Рейвен. — Анна всегда увлекалась всякой колдовской ерундой — слушала какие-то дурацкие сказки про колдунов, вызнавала про колдовские книги… Да все женщины тянутся к этому.

— Вечная женственность тянется к ней, — процитировала я известную колдовскую поэму Гёте.

— И вот в этом случае я прекрасно понимаю Анну, — продолжал судья.

— Понимаете? — хмыкнула я.

— В нашем мире не бывает таких женщин. Вернее, бывают, но очень редко. И всё больше — в сказках. А в вашем мире — все такие, хозяйка? — он опять взял меня за руку.

— Не все такие, — ответила я. — Тоже все разные. Но в своем мире я совсем не крутая. Так… обычная. Просто у меня не было выбора, как себя вести. Разве захочется ходить в тряпье и оказаться зимой на улице?

— А мне кажется, что таких, как вы, больше нет, хозяйка. Вы — особенная.

Он всё-таки поцеловал меня, и я ответила на поцелуй. Наверное, очень устала бояться за сегодняшний вечер. И хотелось хоть на минутку позабыть, что ты — глава пусть маленького, но семейства, и что только от тебя зависит, будет ли что поесть на этой мельнице, и будет ли мельница вообще. Закрыв глаза, я прижалась к груди Рейвена, наслаждаясь его силой, спокойствием, которое я испытывала, оказавшись в объятиях этого мужчины… Совсем неплохое окончание пятницы, даже если дело с ведьмочами осталось нераскрытым.

— Отправляйтесь-ка вы домой, Рейвен, — сказала я, мягко прерывая поцелуй, хотя судья намеревался продолжать. — И будьте осторожнее, пгожалуйста.

— Это мне вы советуете об осторожности? — он выглядел не слишком довольным, но с поцелуями больше не полез.

Проводил меня до крыльца и подождал, пока я зайду домой закрою дверь. Я смотрела в окно, пока судья не исчез в темноте, а потом на цыпочках отправилась на второй этаж, почти готовая встретить Анну. Сейчас как выскочит из-за угла и перепугает до чёртиков…