Игра в марблс

22
18
20
22
24
26
28
30

Набрав его номер, я прижала трубку к уху и слушала стук своего сердца. Привет, дядя Энгюс, это Сабрина, я почти год не давала о себе знать, но только что выяснилось, что вы с папой успели снова подружиться до того, как с ним случился инсульт, а еще я только что услышала, что вы были знакомы с его подругой. Не могли бы вы мне сказать, кто она? А то я ничего не знаю. Я у вас единственная – если не считать папу, – кто ничего не знает.

Никто не отвечал. Я выключала телефон, вновь обозлившись и вновь почувствовав себя дурой. Чувствуя, как во мне поднимается гнев, я вставила ключ в зажигание и рванула вперед. Подъезжая к больнице, я все еще слышала голос Мэтти, назвавшего Хэмиша пиявкой.

В тот момент мне показалось, что он слишком жесток. Я могла понять, как папа радовался, гордился тем, что старший брат не забыл его, уехав в Лондон. Конечно, папа всю жизнь смотрел на Хэмиша снизу вверх, превозносил его, для него было честью, что брат взял себе его имя. Но сейчас, когда во мне закипал гнев, я лучше понимала сказанное Мэтти.

Хотел он того или нет, Хэмиш действительно отобрал у брата часть его жизни. Он не только у меня украл того отца, которого я не знала, – хуже, Хэмиш отобрал у Фергюса какую-то часть его самого.

23

«Препирательства»

Кэт простилась со мной после обеда – лосось, картофель в чесночном соусе, горох и зеленые бобы, все это приготовила Мел, чудо-повар, она часто угощает нас, используя те овощи, которые удается вырастить на грядках прямо здесь во дворе, и многие пациенты ей помогают, только не ворчливый Макс. Тот ни в чем не желает принимать участия и только жалуется. Напоследок Кэт легонько прикоснулась губами к моему лбу, и мне это понравилось, давно я не получал такой ласки. Когда приходит Джина, понимаю я теперь, она мила и сердечна, но тепла в этом нет. Мальчики Сабрины осыпают меня поцелуями, обнимаются, прижимаются, карабкаются на меня – это я люблю. И Сабрина обнимает меня – чуть ли не по-матерински, все волнуется за меня. Но Кэт – тут я почувствовал связь с ней, почувствовал близость. Я поглядел на нее, ожидая большего, но это, наверное, было бы уж слишком для «нового первого», как мы шутили, нашего свидания. Больше всего в тот момент, когда Ли увозит меня обратно в палату, я страшусь забыть – и завтра снова не узнать Кэт. Сколько раз это уже происходило со мной за этот год, может быть, это же самое событие и происходило, а я забывал его на следующий день или через несколько дней – или через год?

– Монетку за ваши мысли, Фергюс, – шутит Ли, как всегда, заметившая мою озабоченность.

– Я не знаю.

– Вы не знаете?

Она помогла мне выбраться из коляски и пересесть на унитаз. Вышла, чтобы не смущать меня, вернется, когда я закончу.

Хочу ли я, чтобы это делала для меня Кэт? Возможно ли для нас будущее? Станет ли мне получше? Здесь мне хорошо, живу себе, существую, обо мне заботятся, никаких забот. Но Кэт там, за стенами больницы, и теперь, зная, что там есть жизнь, которая была моей, но о которой я до сегодняшнего дня не вспоминал, я растревожился. Я должен вернуться. Должен выздороветь. Должен научиться сам подтирать себе жопу, черт побери!

– С другой стороны, – словно угадав мои мысли, вмешалась Ли, – ведь здорово, когда есть человек, который ждет вас, старается помочь. Человек, который вас любит. Неплохая мотивация, а, Фергюс?

Я смутился. Неужели я проговорил свои мысли вслух?

– И еще одно: вы сегодня очень много вспомнили. Гораздо больше обычного. Это большой шаг. Помните, как у вас не получалось шелохнуть правой рукой? А потом вдруг вы сумели? Перевернули стакан воды прямо на меня, но я нисколечко не огорчилась. Запрыгала от радости, словно дура, пришлось буфера придерживать. Помните?

Я засмеялся вместе с ней, припоминая этот момент.

– Приятно снова видеть вашу улыбку, Фергюс. Понимаю, вам страшно, любые перемены пугают. Но помните – все хорошо, вы с каждым днем крепчаете.

Я кивнул, очень ей благодарный.

– Сильно устали за день? – спросила она, становясь в ногах моей постели и придерживая меня за пятку, сама того словно не замечая.

– А что?