Клеймо

22
18
20
22
24
26
28
30

– Заходи, – негромко велит Колин, и я делаю шаг вперед, ступаю на доски. В босые ноги тут же вонзаются занозы. Пахнет сыростью, мхом. Какой-то старый сарай. Под ногами земля и грязь. Все вваливаются вовнутрь, дверь закрывают, снова запирают замок. Логан сильно толкнул меня, и я чуть не упала ничком, но сумела удержаться на ногах. Врезалась в стену, ударилась о черенок лопаты или грабель.

– Чего Заклейменная в бассейне кочевряжилась? – спросил Логан.

– Не хотела раздеваться, – ответила Наташа.

Я съежилась, прячась от них.

– Нет! Пожалуйста, не надо!

Кто-то оттолкнул меня от стены, расстегнул сзади молнию на платье. Я задергалась, но Наташа крепко держала меня. Я чувствовала ее хваткие ладошки на моих руках. Впилась ногтями мне в кожу.

Платье упало к моим ногам. Я стояла посреди сарая в лифчике и трусах. Я снова заплакала. Спрятаться негде.

– О’кей, мы это сделали! – поспешно сказала Колин. – А теперь пошли.

Кто-то присвистнул.

– Заткись, Гэвин, она – Заклейменная. Дерьмо.

– А по мне, так просто девчонка в трусиках.

– Ты на шрамы погляди, – где-то у моего лица проговорила Наташа. Изучает тот, который на груди. Я с трудом сглотнула. Хотелось скрестить ноги, обхватить себя руками, как-то укрыться.

Гэвин и Наташа обсуждали меня так, словно я не могла их слышать. Логан ни слова не произнес, и это меня особенно пугало. Изучали шрамы, приподняли мою руку, потом ногу. Мешок с головы пока не снимали. Не хотят видеть, что у тела есть голова, есть душа.

– Не хочешь посмотреть, Колин? – заговорил наконец Логан. – Впрочем, ты это уже видела дома.

– Отвратительно. Я ухожу, – сказала Колин. Дверь открылась, пахнуло свежим воздухом, я услышала шаги Колин – прочь от сарая.

Оставила меня наедине с этими. Дрожь сотрясала все тело. Мне страшно и холодно.

Потом, задним числом, я сообразила, как следовало поступить. Нужно было драться, кричать, попытаться сбежать, но я словно примерзла к полу. Они били в одну точку: знали, как больнее всего меня унизить, как я стесняюсь своего тела. Я не хотела, чтобы меня кто-то увидел, вообще никто, и вот я стою почти что раздетая, а трое, кого я считала будущими друзьями, светят фонарями и рассматривают такие уголки моего тела, на которые я и сама не решалась взглянуть. Сквозь мешковину я вижу вспышки: они фотографируют шрамы и мало ли что еще. Обсуждают между собой, словно меня тут и нет, какая у меня скверная кожа, фу! Они ведь разошлют фотки другим ребятам из школы. Глядишь, и на первую полосу, в очередную статью Пиа попадет.

Кто-то обходит меня со спины. Шаги легкие, должно быть, Наташа.

И вдруг она резко выдыхает.

– О боже! – говорит Наташа. – Вы на копчик ее посмотрите. Идите сюда.