– Сойер, – сказал Исаак, позволяя мне расправить полотенце у него на плечах. – Если бы я – по каким бы то ни было причинам – тебе не доверял, то ты, я и эти ножницы никогда бы не оказались в одном помещении.
– Ты не пожалеешь, – пробормотала я и выудила из кармана брюк расческу, которую принесла с собой из дома. – Можешь чуть-чуть подвинуться вперед вместе со стулом, чтобы я могла и сзади подходить?
Он подвинул стул вперед. Встав перед ним, я сперва провела пальцами по его волосам.
Все мускулы в теле Исаака напряглись.
Я осторожно начала расчесывать его кудри.
Он сжал руки в кулаки.
Господи Боже. У меня не получится ничего сделать, если Исаак при этом будет выглядеть так, будто его привели на казнь. Я судорожно подыскивала тему, чтобы его отвлечь.
– Какой у тебя любимый музыкант? – в конце концов спросила я.
Если Исаак и понял, чего я добивалась этим вопросом, то виду не подал.
– Трудный вопрос.
Я кивнула.
– Точно. Закрой глаза. – Он колебался всего секунду, а затем выполнил мою просьбу. Я продолжала расчесывать ему волосы. – Тогда спрошу по-другому: какой артист сильнее всего повлиял на тебя за всю твою жизнь?
– Артуро Бенедетти Микеланджели, – выпалил он.
– Впервые слышу это имя, – призналась я.
– Он был пианистом. Настоящей легендой. Если ему не удавалось сыграть мелодию идеально, он ее не играл. Даже отменял концерты, когда был недоволен собой. В отличие от остальных пианистов он имел не особенно большой репертуар, зато играл он как никто другой. Он был… – Исаак осекся и поднял глаза на меня. Я абсолютно этого не заметила, но мои руки у него на голове замерли.
– Он был? – напомнила я.
Исаак опять опустил взгляд.
– Он был моим примером, когда я еще играл, – проговорил он, и щеки у него при этом порозовели.
Я отделила часть волос и зажала первую прядь между пальцами.
– А я даже не знала, что ты играешь на пианино.