Суд над Л. П. Берией и его подельниками проходил 18–23 декабря 1953 года в штабе Московского военного округа, в бункере которого, по официальной версии, находился только Л. П. Берия. Все остальные его подельники, т. е. В. Н. Меркулов, Б. З. Кобулов, Л. Е. Влодзимирский, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешик и В. Г. Деканозов, содержались в Бутырской тюрьме, откуда каждый день их привозили в штаб МВО. В ходе самого судебного заседания велись лишь допросы обвиняемых, которым давалась возможность задать друг другу уточняющие вопросы, поскольку очных ставок во время самого следствия между ними не проводилось. 23 декабря 1953 года все обвиняемые были признаны виновными по предъявленным статьям и приговорены к высшей мере социальной защиты — расстрелу, без права кассации вынесенного приговора.
По официальной версии, вечером того же дня вынесенный приговор был приведен в исполнение. В. Н. Меркулова, Б. З. Кобулова, Л. Е. Влодзимирского, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешика и В. Г. Деканозова расстреляли в 21.20 в самой Бутырской тюрьме, а Л. П. Берию — на полтора часа раньше, в 19.50, в бункере штаба Московского военного округа. Причем, судя по «Акту о приведении в исполнение приговора Специального судебного присутствия Верховного суда СССР в отношении Л. П. Берия»[318], исполнителем этого приговора стал комендант ССП генерал-полковник П. Ф. Батицкий, а сам расстрел происходил в присутствии генпрокурора Р. А. Руденко и генерала армии К. С. Москаленко, которые и подписали данный акт. Правда, в этом документе по непонятным причинам отсутствует подпись врача, который в соответствии со всеми существующими процедурами должен был констатировать смерть Л. П. Берии, что, конечно, вызывает массу вполне законных вопросов. Что касается акта о расстреле шести «подельников» Л. П. Берии, то имя их палача (или палачей) не названо и лишь указано, что при их расстреле присутствовали первый замминистра внутренних дел СССР К. Ф. Лунев, заместитель главного военного прокурора генерал-майор юстиции Д. И. Китаев и трое высоких армейских чинов: генерал-полковник А. Л. Гетман, генерал-лейтенант А. И. Баксов и генерал-майор А. Ф. Сопильник, которые и подписали этот акт[319]. При этом подпись врача в этом документе была в наличии, однако его фамилия не была указана, и по росписи врача установить ее не удалось из-за неразборчивости почерка.
Надо сказать, что следственное дело Л. П. Берии и его подельников в полном объеме до сих пор не издано. Правда, в 2012 году под редакцией О. Б. Мозохина и В. Н. Хаустова вышли два, по сути дела, идентичных сборника — «Политбюро и дело Берия» и «Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит», — которые были составлены в основном из копий документов, хранящихся в РГАСПИ. Однако даже по объему, не говоря уже о содержании, назвать эти сборники полноценными и всеобъемлющими невозможно, поскольку следственное дело Л. П. Берии состояло из 39 томов и 10 объемных пакетов приложений, которые просто невозможно уместить в два даже очень объемных тома.
Именно многолетняя секретность, а затем и публикация машинописных копий, а не подлинников документов и стали основной причиной появления абсолютно иной версии политического краха Л. П. Берии и его смерти. Впервые об убийстве Л. П. Берии написал небезызвестный коллаборант А. Г. Авторханов[320]. А затем эту версию активно раскрутил единственный сын «лубянского маршала» Серго Лаврентьевич Берия, который в 1994 году опубликовал свою скандальную книгу «Мой отец — Лаврентий Берия»[321]. Именно в этой книге он впервые заявил, что 26 июня 1953 года его отец Лаврентий Павлович Берия был застрелен в своем особняке на улице Качалова (Малой Никитской), дом 28/1, во время попытки его ареста или спланированной ликвидации. Вскоре эту версию активно поддержали разные фолк-историки, в том числе Ю. И. Мухин и Е. А. Прудникова[322], которые стали всячески доказывать, что никакого ареста, а тем более суда над Л. П. Берией не было и все документы следственного дела носят откровенно подложный характер. Существует также «промежуточная» версия профессора-филолога Б. В. Соколова[323], который утверждает, что Л. П. Берия действительно был арестован, посажен в бункер МВО, где его действительно допрашивали несколько раз в течение одного месяца, с 23 июля по 26 августа 1953 года. Однако затем все допросы почему-то прекратились, и он был расстрелян вскоре после проведения последнего допроса, в августе или сентябре 1953 года, а на декабрьском суде в штабе МВО присутствовал его двойник.
И последнее. Хорошо известно, что долгие годы, вплоть до начала 1990-х годов, изучение личности и деяний Лаврентия Павловича Берии находилось под негласным запретом, поскольку в официальной советской пропаганде еще с 1950-х годов, благодаря H. С. Хрущеву и его клевретам, за этим человеком закрепилась стойкая репутация вселенского злодея и отпетого палача, одного из самых кровавых сатрапов сталинской эпохи. Гораздо позднее, уже при М. С. Горбачеве и Б. Н. Ельцине, стараниями тех же партийных бонз, прежде всего А. Н. Яковлева и гнилой либералинтеллигенции, с гордостью именующей себя сомнительным титулом «шестидесятники» (А. В. Антонов-Овсеенко, Р. А. Медведев, Б. В. Соколов, Н. В. Петров, О. В. Хлевнюк, Л. М. Млечин[324]), этот демонизированный образ Л. П. Берии был окрашен еще более кровавыми и зловещими красками, и в результате в общественном сознании сложился крайне негативный образ этого человека.
Однако, по справедливому мнению их оппонентов (Р. Г. Пихоя, Ю. Н. Жуков, Д. В. Кобба[325]), все эти эмоциональные оценки весьма далеки от истины. Конечно, Л. П. Берия, как и все тогдашние члены политического руководства страны, был отчасти повинен в политических репрессиях сталинской эпохи (небезызвестной «ежовщине»), но в гораздо меньшей степени, чем, например, тот же H. С. Хрущев. Именно на совести этого «реформатора» и разоблачителя «культа личности», столь превозносимого нашей продажной интеллигенцией, гораздо больше невинных убиенных душ в Москве и на Украине, где в годы «ежовщины» этот деятель возглавлял партийные организации и истерично требовал от ЦК беспощадного разоблачения «врагов народа» и предельно сурового наказания для них.
Между тем в последнее время документально установлено, что с подачи И. В. Сталина именно Л. П. Берия, наряду с Г. М. Маленковым и А. А. Ждановым, стал инициатором прекращения политических репрессий в самом конце 1938 года, сам маховик которых при активном участии Н. И. Ежова был раскручен региональными партийными вождями типа H. С. Хрущева, И. М. Варейкиса, Р. И. Эйхе и других[326]. Кроме того, благодаря работам целого ряда авторов (H. С. Симонов, В. С. Губарев, Д. В. Кобба, Д. Холловей[327]), очевидным стал огромный личный вклад Л. П. Берии как куратора всех разведслужб военных наркоматов и руководителя Оперативного бюро Государственного комитета обороны в победу над фашизмом в годы войны и как главы Специального комитета в создание ракетно-ядерного щита нашей страны, который не могут отрицать даже самые крикливые и злобные его клеветники.
Что касается общей оценки личности Л. П. Берии как потенциального лидера страны, то в последнее время появилась целая когорта авторов (Ю. И. Мухин, Е. А. Прудникова, С. Т. Кремлев[328]), которые, являясь его откровенными апологетами, пытаются представить поверженного маршала выдающимся государственным деятелем, у которого была собственная программа реформ, носившая вполне либеральный характер. Однако другие авторы, прежде всего профессиональные историки (Р. Г. Пихоя, Д. В. Кобба[329]), которые, опираясь на богатый архивный материал, детально изучали многогранную деятельность Л. П. Берии, утверждают, что он действительно был очень толковым и сильным администратором и, выполняя самые ответственные поручения партии и правительства, не провалил ни одного поручения, данного ему И. В. Сталиным или Политбюро ЦК. Вместе с тем вряд ли Л. П. Берия был выдающимся государственным деятелем и крупным политиком, поскольку довольно слабо разбирался в глобальных вопросах внешней и внутренней политики, а многие проекты его реформ, в частности в национальном вопросе или во внешней политике, имели ощутимый привкус авантюризма.
3. Новый виток политической борьбы во второй половине 1953 года
Как считают ряд историков (Ю. Н. Жуков, М. А. Даниленко, М. Г. Жиленков[330]), устранение Л. П. Берии с политического Олимпа и укрепление своих позиций во властной вертикали позволили Г. М. Маленкову пойти ва-банк и приступить к реализации своей экономической программы, первые контуры которой он обозначил еще на сталинских похоронах 9 марта 1953 года.
Хотя те же авторы уверяют, что буквально через неделю после завершения траурных мероприятий на очередном Пленуме ЦК, на котором, как известно, Г. М. Маленков был выведен из состава Секретариата ЦК, ему уже удалось не просто отсрочить традиционное обсуждение государственного бюджета на текущий хозяйственный год, но и, урезонив немалые аппетиты двух главных силовиков — маршалов Л. П. Берии и Н. А. Булганина, — добиться от членов ЦК одобрения его планов по существенному сокращению огромных военных расходов, составлявших только по официальным данным почти четверть всего бюджета страны[331].
Между тем второй человек в руководстве страны тоже не дремал и уже 21 марта 1953 года направил в Президиум Совета Министров СССР записку «Об изменении строительной программы 1953 года»[332], в которой предложил прекратить или полностью ликвидировать строительство 22 крупнейших промышленных объектов (заводов, каналов, гидроузлов, портов, верфей, автомобильных и железных дорог), не вызванных «неотложными нуждами народного хозяйства», общая сметная стоимость которых, кстати, составляла очень внушительную сумму — 49,2 млрд. рублей, из которых почти 3,5 млрд. рублей были включены в план капитальных работ на 1953 год. На основании этой бериевской записки 25 и 27 марта 1953 года Совет Министров СССР принял два Постановления: «Об изменении строительной программы на 1953 год» и «О прекращении строительства гидротехнических сооружений, оросительных и осушительных систем, не вызываемых в ближайшие годы интересами развития сельского хозяйства», — в соответствии с которыми были приостановлены работы по реализации самых масштабных и дорогостоящих проектов последних семи лет сталинской эпохи, в частности Трансполярной Красноярско-Енисейской и Кольской магистралей, Сахалинского тоннеля под Татарским проливом, Кировского химического завода, Араличевского и Черногорского заводов искусственного жидкого топлива, Волго-Балтийского водного пути, Главного Туркменского канала и других важных объектов, на строительство которых уже было затрачено почти 6,3 млрд. рублей[333].
Причем руководителям всех министерств, причастным к строительству этих объектов, в частности Б. П. Бещеву (министр путей сообщения), И. П. Тевосяну (министр металлургической промышленности), М. Г. Первухину (министр электростанций и электропромышленности), А. И. Козлову (министр сельского хозяйства и заготовок), З. А. Шашкову (министр морского и речного флота), С. М. Тихомирову (министр химической промышленности) и Н. К. Байбакову (министр нефтяной промышленности) было предписано: 1) «в двухнедельный срок разработать и представить в Совет Министров СССР мероприятия по проведению консервации или ликвидации указанных… строительств и сметы расходов» на эти цели и 2) принять меры к полной сохранности незаконченных строительных объектов, привести их в годное для консервации состояние и обеспечить использование… подсобных предприятий, оборудования и материалов для других хозяйственных целей».
Кроме того, председателю Госплана СССР Г. П. Косяченко было поручено «внести необходимые изменения в планы… соответствующих министерств» и снять все «фонды на металл, топливо, строительные материалы, оборудование и другие фонды», выделенные для этих объектов, а первому заместителю министра обороны СССР маршалу А. М. Василевскому — расформировать все дорожные военно-строительные части и прекратить комплектование еще двух дорожно-строительных дивизий, созданных на основании Постановлений Совета Министров СССР № 3865-1767сс от 8 октября 1951 года и № 273-126-с от 30 января 1953 года.
Наконец, 11 апреля 1953 года при рассмотрении на заседании Президиума ЦК очередного доклада министра финансов «О государственном бюджете» на текущий хозяйственный год Арсений Григорьевич Зверев получил прямое указание от Г. М. Маленкова срочно изменить сам принцип финансирования экономики и перенаправить довольно значительную часть средств с тяжелой и оборонной промышленности на сельское хозяйство, пищевую и легкую промышленность[334]. Причем ряд проницательных авторов (А. В. Пыжиков[335]) давно подметили тот любопытный факт, что аналогичные «нэповские» идеи, впервые прозвучавшие в известной речи И. В. Сталина 9 февраля 1946 года, не только очень активно продвигались так называемой «ленинградской группировкой», прежде всего тогдашним членом Политбюро ЦК и главой Госплана СССР Н. А. Вознесенским, но и получили свое реальное воплощение в целом ряде Постановлений Совета Министров СССР, подписанных вождем: «О развертывании кооперативной торговли в городах и поселках продовольствием и промышленными товарами и об увеличении производства продовольствия и товаров широкого потребления кооперативными предприятиями» (9 ноября 1946 года), «О мероприятиях по ускорению подъема государственной легкой промышленности, производящей предметы широкого потребления» (23 декабря 1946 года), «О мероприятиях по расширению торговли потребительской кооперации в городах и рабочих поселках» (21 июля 1948 года), «О мероприятиях по улучшению торговли» (20 ноября 1948 года) и других.
Пока Министерство финансов СССР под руководством самого А. Г. Зверева усиленно корпело над масштабной корректировкой уже давно сверстанного бюджета, в высших эшелонах власти не утихали страсти «мадридского двора», которые в итоге привели к краху Л. П. Берии, точку в политической карьере которого поставил внеочередной июльский Пленум ЦК 1953 года. Между тем, как утверждают ряд историков (Ю. В. Аксютин[336]), в том же июле 1953 года в порядке подготовки к новому Пленуму ЦК, на котором собирались обсудить состояние сельского хозяйства страны, решением Президиума ЦК была создана новая Комиссия в составе шести членов: «первейшего» секретаря ЦК H. С. Хрущева, назначенного председателем этой Комиссии, двух заместителей главы союзного правительства М. З. Сабурова и А. И. Микояна, министра финансов А. Г. Зверева, министра сельского хозяйства и заготовок А. И. Козлова и председателя Совета Министров РСФСР А. М. Пузанова.
А менее чем через месяц, 4 августа, на совместном заседании Президиума ЦК и Президиума Совета Министров СССР были одобрены проекты всех пяти совместных Постановлений, представленных Н. С. Хрущевым своим коллегам по «коллективному руководству». В данных Постановлениях: 1) предлагалось существенно снизить нормы обязательных государственных поставок всей животноводческой продукции личными хозяйствами колхозников, рабочих и служащих; 2) предусмотреть меры, направленные на увеличение производства и заготовок картофеля и овощей в колхозах и совхозах, на механизацию работ по возделыванию и уборке этих агрокультур и на увеличение производства пропашных тракторов и других сельхозмашин; 3) принять конкретные меры по улучшению работы машинно-тракторных станций (МТС), агрономической и зоотехнической помощи колхозам, укреплению председательского корпуса и обеспечению аграрного комплекса достаточным объемом минеральных удобрений.
При этом по подсказке H. С. Хрущева члены «коллективного руководства» страны приняли решение разослать утвержденные проекты Постановлений всем членам и кандидатам в члены ЦК, министрам и руководителям ведомств, секретарям обкомов и председателям облисполкомов, «имея в виду, что на созываемом в августе 1953 года Пленуме ЦК КПСС будут обсуждаться вопросы о мерах дальнейшего развития сельского хозяйства страны». Кроме того, в связи с тем что на предстоящую сессию Верховного Совета СССР в Москву съедутся руководящие работники со всех республик, краев и областей, было «признано необходимым провести с ними совещание по вопросам сельского хозяйства страны»[337].
Между тем, судя по докладу «О государственном бюджете СССР на 1953 год», с которым министр финансов СССР А. Г. Зверев выступил 5 августа 1953 года на открывшейся сессии Верховного Совета СССР, еще до всех указанных инноваций уже были приняты ряд важных решений, связанных с облегчением налогового бремени и со снижением норм обязательных поставок различной сельхозпродукции в государственные фонды. Так, еще с 1 июля 1953 года: в 2 раза снижен обязательный сельхозналог со всех личных приусадебных хозяйств, за счет которых жили многие колхозники и немалое число горожан; существенно снижены нормы обязательных поставок по молоку (на 55 %), по мясу (на 35 %), шерсти (на 48 %), овощам и картофелю (на 28 %) и значительно повышены закупочные цены на данную продукцию; полностью освобождены от поставок продукции животноводства все сельские учителя, медики, агрономы, зоотехники и инвалиды; повышены заготовительные цены на плановую продукцию по мясу, молоку, шерсти, овощам и картофелю и подняты закупочные цены на аналогичную сверхплановую продукцию и т. д.
Между тем, по мнению ряда историков (Р. А. Медведев, Ю. В. Аксютин[338]), уже в ходе самой сессии Верховного Совета СССР Г. М. Маленков предложил своим коллегам по Президиуму ЦК предоставить ему слово для произнесения программного доклада по ключевым экономическим вопросам. Как считают те же авторы, эта просьба «несколько встревожила» многих членов высшего руководства страны, однако, «не решившись поднимать новую бучу», они все же дали добро на предложение премьера, и 8 августа 1953 года Г. М. Маленков выступил с докладом «О неотложных задачах в области промышленности и сельского хозяйства и мерах по дальнейшему улучшению материального благосостояния народа»[339].
ebooksa