Контракт на гордость

22
18
20
22
24
26
28
30

Всем нужен кто-то, кому не все

равно, вернемся ли мы домой.

(с) к/ф «Последний кандидат».

– Петрова позови, – бросаю младшему лейтенанту со смешным пушком над верхней губой и небрежно опираюсь на обшарпанный стол. За которым худая девчонка с огромными серыми глазищами на пол-лица пытается заполнить заявление. Черкает что-то, хмурится и грустно покусывает колпачок синей шариковой ручки, пока парень, сломя голову, несется исполнять мою просьбу-приказ.

В чем меня убедили годы ведения бизнеса, так это в том, что чем наглее ты кажешься окружающим, тем охотнее они перед тобою стелются. Лебезят, пытаются угодить и заглядывают в рот, уверовав в твое привилегированное положение. А морда кирпичом самым волшебным образом открывает практически любые двери, иногда даже губернаторские.

Появившийся в конце коридора высокий тощий капитан не вызывает у меня ничего, кроме приступа отвращения и желания свернуть набок треугольную челюсть. Но я держусь, двумя пальцами протягивая ему распечатки и скрещивая руки на груди.

– Чего ты хочешь? – набычившись, спрашивает мусор и сверлит меня уничтожающим взглядом.

– Истомину отпусти, дело закрой. Если, конечно, не хочешь резонанса, – четко и громко озвучиваю свои требования, чтобы нужный сигнал поступил-таки в крошечный мозг. – И запрос в аэропорт сделай, чтобы подтвердили вылет Калугиной за границу.

– На улице жди, – признав поражение, выплевывает Петров и, словно крейсер «Аврора», размашистым шагом пересекает коридор.

Под уважительное «оу-у-у» в исполнении летехи я скатываюсь по ступеням вниз и облокачиваюсь на блестящий черный бок скучающей по хозяину бэхи. Не удивлюсь, если мариновать меня будут часа два-три, потому что никто не любит, когда его тыкают носом в собственное же де**мо. Но служитель Фемиды решает не играть с судьбой, и уже через пятнадцать минут на выходе из отделения появляется растерянная растрепанная Лизавета.

Сканирует пустынный дворик, выхватывает нужные детали и нерешительно идет ко мне. В свободной серой толстовке с чужого плеча она выглядит еще более хрупко, чем есть на самом деле, и мне приходится давить неуместную жалость, потому что Истомина ее ой как не любит.

– Сашка, – она роняет на землю перетянутый бечевой сверток и утыкается носом мне в грудь. Дышит глубоко и мелко дрожит, хоть на улице и совсем тепло. Я осторожно глажу ее по спине, целую в макушку и путаюсь в ее отросших до плеч волосах, только сейчас понимая, что с души свалился огромный груз.

  – Испугалась? – я помогаю Лизе забраться на пассажирское сиденье и не боюсь быть слишком заботливым: защелкиваю ремень безопасности, мажу губами по ее виску и захлопываю дверь. Шторм в груди постепенно утихает, но расчетливая тварь внутри меня по-прежнему требует наказать виновных.

– Ерунда, – храбрится Истомина, когда я падаю рядом и прогреваю мотор, но лишенное красок лицо вряд ли может меня обмануть.

– Калугина сейчас жарится под солнцем в Тайланде, если тебе интересно, – сообщаю девушке, выезжая из переулка и вливаясь в оживленное, несмотря на поздний вечер, движение.

– Сука! – на весь салон ругается Лизка, и я улыбаюсь, облегченно выдыхая. Колючей и боевой она нравится мне куда больше, чем ее испуганная бледная копия.

Как следует пройдясь по Анжелике и ее родословной, Лизавета ныряет в мой бардачок и с радостным воплем вытаскивает наружу бутылку припасенного для нее яблочного сидра. Легко скручивает пробку и пьет так жадно, как будто это последний алкоголь на Земле.

– Ну, что ты смеешься, а? Может, у меня стресс! – Истомина обеими руками прижимает к груди банку, очень напоминая ребенка, у которого пытаются отобрать любимую игрушку. Ну а я не могу сдержать искреннего громкого смеха, окрашивающего атмосферу в теплые радужные тона.

 – Ты невероятная, – не отвлекаясь от дороги, веду ладонью по ее щеке, и все-таки возвращаюсь к серьезным вещам, о которых Лиза, я уверен, имеет право знать. – Как думаешь, с кем очень активно созванивалась Калугина всю прошлую неделю?

– С Аликом, – в Лизином тоне нет места и капле сомнений, как будто я рассказал ей о чем-то само собой разумеющемся, вроде таблицы умножения. Она ловит мои пальцы, переплетая их со своими, и снова доказывает, что я связался с умной взрослой женщиной: – я догадалась, Саш.