Контракт на гордость

В просторном светлом зале очень много знакомых лиц, часть из которых я прекрасно помню либо по спаррингам, либо по соревнованиям. В дальнем углу собрались другие тренеры и кто-то из судей, а рядом с официантами суетится прилетевшая из Москвы дочка Вронского. И на душе становится радостно от осознания того, сколько людей любит и уважает Григорича, когда мне на плечо ложится чужая ладонь.

– Волков, со спутницей своей познакомишь? – медленно поворачиваюсь, узнав голос бывшего лучшего друга, и с неприкрытым пренебрежением смотрю ему прямо в глаза. – О, так это же наша Лизка!

– Ваша? – скептично хмыкает Лиза и, мягко удерживая меня за талию, приподнимается на цыпочки и небрежно роняет: – тебе напомнить, Филатов, в какому году крепостное право отменили?

Я знаю, насколько непробиваемой и колючей может быть Истомина, поэтому не удивляюсь, что Глеб тушуется под ее насмешливым взглядом, разбирающим его немного обросшую жиром тушку на косточки. Он мучительно пытается придумать что-нибудь остроумное, но терпит неудачу и, почесав небритый подбородок с четырехдневной щетиной, удаляется. Под предлогом, что ему срочно нужно достать из машины подарок для Григорича.

– Фантастические твари и где они обитают, – емко характеризует моего бывшего одноклассника Лиза и в один миг преображается из порядочной занозы в маленькое светящееся солнце.

А все потому, что близняшки-Вронские врезаются в нее с двух сторон и крепко вцепляются в шифоновый подол ее нарядного платья. Сероглазые монстрики с кудрявыми локонами-завитушками соломенного цвета выливают на нас буквально тонну своего детского обаяния и не хотят ни на секунду отлипать от Истоминой. И, честно признаться, я прекрасно их понимаю, ведь из множества окружавших меня женщин я тоже выбрал ее.

– Дедушку потеряли? – Лиза присаживается на корточки и с нежностью заправляет растрепавшиеся волосы одной из сестер за ухо. Подмигивает другой и вытирает с гладкой розовой щечки остатки сливочного крема.

– Он играет с нами в прятки. Поможешь его найти? – мелкие доверчиво глядят в красивые Лизины глаза, ставшие еще больше из-за дымчато-серого макияжа, и я залипаю вместе с ними, споткнувшись о мысль, что дети рядом с Истоминой смотрятся более чем гармонично.

– Конечно, – серьезно кивает Лизавета и, протянув близняшкам руки ладонями вверх, поднимается, одними губами произнеся: – не теряй.

Ну а я любуюсь изящным хрупким силуэтом Истоминой, уверенно прокладывающей себе и мелким дорогу в толпе гостей, и не замечаю, как ко мне подплывает Лебедева. Перебрасывает через плечо огненно-рыжие волосы, закусывает пухлую нижнюю губу и демонстративно поправляет болтающийся на запястье браслет, который я дарил ей на день рождения.

– Сколько лет, сколько зим, Саша, – мурлыкает она и картинно изгибается, пока я пытаюсь найти в этой холеной, стильно одетой женщине ту, что когда-то любил.

– Здравствуй, Марин, – я не испытываю к ней ровным счетом ничего, кроме едва различимого осадка разочарования. Да и тот исчезает, стоит мне только разглядеть Лизину макушку в толпе.

– Мне жаль, что у нас не получилось, Саш, – опустив ресницы, шепчет Лебедева и фальшиво, как я уверен, давит из себя слезы.

– К чему этот разговор, Марина? Я не священник и грехи отпускать не умею, – приди она лет пять назад, возможно, беседа протекала бы в ином русле, но сейчас единственное, чего я хочу – так это прижать к себе Истомину и выпить бокал виски. Но никак не вытряхивать из шкафа покрывшиеся пылью скелеты.

– А Глеб до сих пор меня к тебе ревнует. И обижается, что я фамилию его не взяла.

Неизвестно зачем продолжает вываливать на меня ненужную информацию Лебедева и, не добившись никакого отклика, кокетливо роняет бретельку песочного атласного платья, скользящую вниз по алебастрово-белому предплечью.

– Волков, отвали от моей жены, – разгневанный супруг возвращается в лучших традициях анекдотов, я же не имею ни малейшего желания участвовать в этом театре абсурда. Но Глеб считает своим долгом вылить на меня годами копившуюся ярость и желчь: – одну девушку не удержал, и другую не удержишь. Накувыркается с тобой Истомина и улетит обратно в Москву. Потому что, по сравнению с Меньшовым, ты просто среднестатистический неудачник.

Я отшагиваю, ощущая внезапную нехватку кислорода, и силюсь объяснить самому себе, почему нелепые злые слова достигли цели. За пару мгновений прокрутили в мясорубке внутренности и проели в груди дыру.

Долгое время я существовал прошлым и перемалывал останки неудавшихся отношений. Неустанно анализировал, что я сделал не так, раз моя девушка ушла к лучшему другу, и гнал от себя даже самые незначительные намеки на что-то серьезное. И только с Лизой я вновь начал отогреваться и медленно, но верно избавляться от сонма заморочек и бушующих внутри демонов. Которые одним махом вернул бывший некогда самым близким человек.

Впервые я не нахожусь, что возразить и куда послать Глеба вместе с его умозаключениями. Копаюсь в себе и не вижу, что к нам подходит Лиза.