– То, что мне в нем понятно, – да. Судя по всему, воплотились все идеалы моего времени. Повсюду царит мир. Нет ни зависти, ни жадности, потому что всего на всех хватает. У каждого есть шанс если не реализовать свои амбиции, то хотя бы попытаться это сделать.
– Ах, в этом-то и проблема, – сказал Хорад. – Так много амбиций нам реализовать не по силам.
– Много? – изумился Лодовико. – Что же это за амбиции?
– Давным-давно, еще в твое первоначальное время, люди мечтали посетить другие миры, а потом еще и звезды. Даже исследование близких планет стало бы для нас утешением. Но мы здесь, на Земле, не так ли?
– Я думал об этом, – медленно произнес Лодовико. – Но, должно быть, попытки предпринимались.
– Разумеется. Люди облетели вокруг Солнца на расстоянии ближе, чем Меркурий, ныряли в атмосферу Юпитера, исследовали ледяные пустоши Плутона. Но… На каждую успешную попытку пришлось бессчетное количество провалов. Идем с нами.
Они оказались возле осыпавшегося холма, окруженного набегавшими на него волнами.
– Отсюда, – сообщила Орлали, – разлагающаяся цивилизация пыталась запустить корабль прямиком к звездам. Это было безумное предприятие. Произошел взрыв, отчего затонула половина материка.
Они оказались на заросшей вьюном поляне посреди обширного леса из сосен и берез, над которыми возвышалась мрачная гора с заснеженной вершиной.
– Давным-давно, – сказала Генуя, – люди захватили магнитным держателем немного солнечной материи. Держатель не выдержал. Разразился ужасный пожар, продолжавшийся всего секунду, и все закончилось.
Они оказались в пустыне, где на ветру постоянно завывали исцарапанные песком ошметки металла.
– Считается, – пробормотал Хорад, – что это единственное место, где человек когда-либо вступил в контакт с внеземным интеллектом. Мы никогда не узнаем, что здесь было сказано. Сообщение поступило в форме радиации, подобную которой может излучать лишь звезда. Возможно, именно звезда ответила нам, сосредоточив сигнал в пространстве меньше того, что я могу охватить руками. Это произошло недавно. Ты видишь пустыню. Растения еще не успели вернуться сюда.
В сознании Лодовико выстроилась картина.
– А какое отношение, – наконец спросил он, – это имеет ко мне?
– Самое прямое, – сказали они. Говорил не один Хорад, не одна Орлали и не одна Генуя – говорили все трое.
– Почему?
– Ты бессмертен.
– Невозможно!
– О нет. Напротив. – Это точно Хорад. Лодовико научился распознавать его манеры, и они ему нравились. Его речь была суховатой, часто остроумной, всегда индивидуальной. – Вполне возможно. Мы так и планировали, и у нас все получилось.