– По словам колдуна, след золота с меня сойдёт через полгода, самое большее через год. Но теперь ты здесь, и, может, нам удастся что-то придумать.
Медленно на лице Ильи расцветает мягкая улыбка, он хватает мою ладонь, тянет к себе, касаясь губами моих пальцев и кисти. Сердце трепещет в груди от нежных прикосновений и его тёплого дыхания.
– Я боялся, что ты умерла, Яра, – у меня пересыхает во рту от его признания и боли в голосе. – Целый месяц… А отыскав твой сломанный лук в лесу, мне показалось, что и во мне что-то сломалось.
Глаза Ильи распахиваются шире, когда я пальцами касаюсь его щеки и подбородка. Наконец, смелею и запускаю руку ему в волосы, узнаю, что они на ощупь не такие мягкие, какими кажутся, хотя даже под тусклым светом солнца блестят ярко. Илья перестаёт дышать, приникая к моей ладони лицом. Я открываю рот, чтобы утешить его, пообещать, что больше с ним не расстанусь, как внезапно появившийся колдун резко дёргает меня назад. Я падаю в сугроб, а Илья пытается оттолкнуть мужчину, но рука друга проходит сквозь соперника.
– Что за колдовство? – Илья отдёргивает руку назад.
– Это не колдун, это его Тень. Копия, – догадываюсь я, наблюдая, как Тень нервно кружит вокруг меня, тщетно пытаясь помочь мне встать.
Иногда у него получается ко мне прикоснуться, но чаще его руки проходят сквозь моё тело. Распадаются на туман, а потом вновь обретают форму. От этого он явно нервничает ещё больше, как испуганный ребёнок, который не в состоянии рассказать о своей беде. Сердце ухает куда-то вниз от дурного предчувствия, я вскакиваю на ноги, когда снег подо мной тает, а кафтан намокает непривычно быстро.
– Что случилось? – спрашиваю я, а Тень с тревогой на лице рукой машет в сторону.
Я не совсем понимаю, но сердце заходится в бешеном темпе, горло сдавливает. Тень устремляется к деревьям, а я, не задумываясь, бегу за ней, Илья бросается следом.
– В чём дело, Яра? – на ходу спрашивает он. Друг хоть и отстаёт на пару шагов, но передвигается по глубокому снегу намного ловчее, чем я в первую неделю моего пребывания здесь.
– Колдун! Он умирает, – отрывисто отвечаю я, ощущая нервную дрожь, бегущую по спине и отдающуюся в коленях. От тревоги я становлюсь неуклюжей, чаще поскальзываюсь на таящем снеге.
– Он – что?
– Умрёт он, и это место исчезнет, – сбивчиво и как можно короче поясняю я.
Мы петляем между стволами, следуя за Тенью, я спотыкаюсь и едва не падаю, неожиданно зацепившись ногой за знакомый посох. Моментально поднимаю его и следом нахожу колдуна. Он лежит на снегу лицом вниз.
– Нет! – бросаюсь к нему, переворачиваю, с беспокойством оглядывая кровь, что идёт у него из носа и ушей. Она красная, будто человеческая, и теперь без сознания колдун совсем не производит вид устрашающего бессмертного зимнего месяца.
Илья присаживается рядом, проверяет его пульс на запястье, но я и так вижу, что он жив. Его грудь поднимается и опадает, но всё равно это неправильно. Резко оборачиваюсь, когда снег сам собой падает с ближайших веток. Трясу колдуна, умоляя очнуться. Его голова мотается, но веки даже не вздрагивают. Окружающий нас белый покров теряет целостность и идеальную красоту, уменьшается прямо на глазах.
– Очнись, колдун! Пожалуйста! – мой голос дрожит, и я вновь трясу его.
– Яра, это не помогает, – с сочувствием указывает на очевидное Илья, пока Тень колдуна обеспокоенно кружит вокруг нас. – Может, его нужно отнести куда? Тут есть дом? Может, если он отдохнёт…
– …или поест…