Я откидываю одеяло и вскакиваю с кровати, чтобы самой удавить наглеца. Тот весело взвизгивает, словно это игра, распахивает дверь и, громко топая, выбегает из комнаты. Поднимает такой шум, что наверняка весь дом сейчас перебудит.
Прямо так, с босыми ногами, в длинной нижней рубахе, бегу за ним, надеясь всё-таки догнать, но, оказавшись на первом этаже, Март растворяется в воздухе, а я на повороте врезаюсь в колдуна. От неожиданности он обхватывает меня руками, а я его. И не знаю: это мы пытаемся друг друга уберечь или предотвращаем собственные падения.
Мужчина шумно выдыхает, когда мы вновь устойчиво встаем на ноги, но из объятий он не выпускает. Рука его, наоборот, поднимается вверх по моей спине к шее, собирая распущенные волосы.
– Вот теперь, без того кольца, я чувствую в тебе и зиму и осень, – тихо говорит он, а я заставляю себя выскользнуть из его объятий. Колдун не сопротивляется.
Посох при нём, но на хозяине леса нет верхнего кафтана и плаща, хотя обычно в это время он собирается по своим делам.
– Сегодня не пойдёшь мёртвых искать и птиц кормить?
– Мёртвые и птицы подождут. Раз ты проснулась, пришло время поговорить. И ещё я бы что-нибудь поел.
Из-за серьёзного тона до меня не сразу доходит, что последняя часть фразы звучит как просьба его покормить. Сам он ничего не готовит, но мою стряпню ест охотно. Однако ранее подобных желаний колдун не высказывал. С изумлением разглядываю собеседника, даже отхожу на шаг назад, боясь что-то упустить.
Он всё такой же, чёрные штаны и косоворотка со скромной серебряной вышивкой у ворота, длинные угольные волосы сегодня наполовину собраны в хвост на затылке, глаза, как прежде, белы, выражение лица, правда, мягче, печальнее, может. Или это облегчение?
Колдун ждёт моего ответа, нетерпеливо теребя шнурок спрятанного под косовороткой амулета, а я ловлю себя на мысли, что представляю его со светло-голубыми глазами, присущими декабрьским детям.
– Приготовишь что-нибудь? – конкретнее спрашивает колдун, а я теряю дар речи от неловкости и несвойственного стеснения в его голосе.
– Ты здоров? Та вода тебе точно помогла? Может, болит где? Снег больше не тает? – я действительно переживаю, слыша столь непривычные слова из его уст.
Бросаюсь к окну, чтобы проверить, но колдун воспринимает это как насмешку и фыркает, привычным движением складывая руки на груди.
– Я в порядке. Благодарю за заботу, княжна, – со знакомой язвительностью парирует он.
Я всё равно бегло оглядываю пейзаж сквозь стекло, покрытое морозным рисунком из-за ночного холода. Снаружи всё как обычно. Снег белым полотном лежит на земле, небо пока сапфирового оттенка, но на востоке расползаются рубиново-красные всполохи приближающегося рассвета, позже, когда солнце начнёт подниматься, к ним прибавятся жёлтые и голубые цвета. Хочу спросить колдуна, шёл ли ночью снег, потому что тот снова лежит на ветвях. Подумываю попросить мне показать, как он может опускаться на землю, но встряхиваю головой, отбрасывая эти мысли. Не стоит ему тратить силы на такие мелочи.
Возвращаюсь в комнату, чтобы надеть верхний сарафан и убрать волосы в косу. Вновь спускаюсь в горницу и на скорую руку замешиваю жидкое тесто. Колдун ничего не говорит, но я кожей чувствую его пристальное внимание. Приготовив половину блинов, я не выдерживаю и прошу колдуна разбудить Илью.
Не знаю, чего я ждала в ответ, но явно не сотрясающего стены грохота. Даже на первом этаже слышу, как он стучит в дверь второй спальни, недовольно приказывая «смертному» проснуться. Судя по силе ударов, стучит он ногой. Улыбаюсь, когда раздаётся резкий и непочтительный ответ Ильи. Качаю головой, слушая их перебранку. Голоса становятся тише и ворчливее, я перестаю разбирать слова, но по их тону всё в целом понятно. Колдун возвращается в горницу первым, демонстрирует мне натянутую доброжелательную улыбку.
– Я разбудил, княжна.
– Я слышала, – копирую его выражение лица, но, к сожалению, он этого не видит.
Илья спускается позже, когда блины почти уже готовы. Друг бросает недовольный взгляд на хозяина леса, но моментально расплывается в улыбке при виде меня.