Мы спешиваемся и привязываем животных к столбу. Морок машет рукой мальчишке, что следит здесь за животными. Мальчик прячется как можно дальше в тени за мешком с овсом.
– Я оставлю здесь, забери, пока кто-то не стянул. – Мужчина кладёт серебряную монету на невысокий столбик и подталкивает меня в сторону выхода, пока я удивлённо наблюдаю за его щедростью.
– Наша связь, – начинаю я, пользуясь, что сегодня Морок в хорошем расположении духа, – как она работает? Ты можешь меня чувствовать?
– Не всегда, только если мне это нужно. Это как с твоей способностью. Ты видишь нити, только когда смотришь.
– А я? Могу почувствовать тебя?
Он замолкает, мы дожидаемся, пока три кареты проедут, чтобы пересечь дорогу.
– Если меня серьёзно ранят, то да.
– То есть если я всажу в те… то есть кто-то всадит в тебя кинжал, я почувствую?
Морок хмыкает на мою оговорку.
– Если ТЫ решишь всадить в меня кинжал, уверен, что тебе самой будет чертовски больно, а потом ты умрёшь вместе со мной.
– А если ты выживешь?
– Тогда ты тоже. Но потом я случайно могу удавить тебя своими руками. Поэтому не советую пробовать.
Я также хмыкаю, кивая.
– Уже перестала трястись как осиновый лист рядом со мной?
– О таких, как ты, ходят страшные слухи, – честно отвечаю я, поднимая на него взгляд, когда мужчина подталкивает меня к дверям магазинчика с травами.
– Ты ещё скажи, что веришь, будто у меня под маской тьма клубится вместо лица.
Я закусываю губу, не желая признавать, что так и думаю. Однако мы провели вместе больше недели в путешествии по Аракену, Морок помог, когда принц меня проверял, он никогда не делал мне больно и даже шутил, поддерживая беседу. Мы не друзья, но его компания мне стала привычна.
– Я думал, хоть Мары не верят в подобную ересь. А вы, оказывается, как обычные деревенские девицы.
– Повтори-ка мне это ещё раз в лицо.
– А то что? Пырнёшь меня кинжалом под рёбра?