Глеб сверкнул потемневшими глазами на Бориску и опять повернулся к раненому англичанину.
— Расстегивай штаны. И держи вот, чистый платок.
— А зачем штаны? У меня же рука?..
— Не спорь! Вставай, штаны вниз, а теперь…
— Не-ет! Я при всех не буду!
— Отвернись и намочи весь платок. Держи его сам, я обещаю тоже не подсматривать. Готов?
Под хохот столпившихся вокруг него однополчан Макгуайер некоторое время пыхтел, потом блаженно завздыхал, орошая белоснежную тряпочку.
— Вот. Получилось. А это для чего, для анализов?
В ответ Глеб Никитин одарил яхтсмена неприличным английским словцом и белозубой улыбкой.
— Бери платок и аккуратно, от центра раны, протирай все это дерьмо. Главное — это убрать сейчас грязь с твоей руки, а кровь мы потом как-нибудь уж остановим. Понятно?
Макгуайер все равно недоумевал, морщась и совершая рекомендованную процедуру.
— Нет. Зачем нужно было штаны расстегивать и все прочее?..
— Профессор, быстро объясни тяжелобольному, для чего мы заставили его мочиться в присутствии всего коллектива.
Бадди важно выступил на середину круга, потирая подбородок.
— Значит, так… Ничего личного — только наука. Аммиак, обеззараживающее вещество…
Дальше капитан Глеб не слушал ни профессора, ни выкриков гогочущей толпы. Он опять повернулся к Яну.
— Доедешь?
— Да.
Ян уже вытер лицо низом рубашки и стоял, напряженно рассматривая ближайшие деревья.
— Точно?