Энджи МакКензи – лучший в мире друг.
Это все знают. Давай еще раз.
Пальцы запорхали над клавиатурой.
В молле ты сказала мне, что я похожа на Рапунцель больше, чем на Белль.
И я была права. Позвони мне, когда тебя выпустят из башни.
Позвоню. Люблю тебя.
Тоже тебя люблю.
– Джастин уходит, – громко сказал папа. – Учитывая, какой катастрофой обернулась эта ночь, не могла бы ты проводить нашего гостя до двери и пожелать спокойной ночи? Поблагодарить за заботу?
Я поднялась на ноги и послушно пошла с Джастином к парадному входу. Папа остался стоять в прихожей, скрестив руки и наблюдая за нами, словно тренер, сомневающийся в способностях своего звездного атлета.
Джастин благодушно улыбнулся мне.
– Ты в порядке?
Я чуть не вздрогнула. Те же слова из уст Айзека значили намного больше. Айзек спросил меня, потому что ему было не все равно. Джастин спросил меня из-за своих собственных чувств.
– Я действительно волновался за тебя. Мы все волновались. Я отвез твоих друзей и попытался найти тебя.
Я не так долго отсутствовала, чтобы это оказалось правдой, но я слишком устала и вымоталась, чтобы спорить.
– Мне жаль, – ответила я.
Он улыбнулся.
– Прощаю, – он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, но я отодвинулась.
– Ладно, – заметил он, и его улыбка стала напряженной. – Тогда доброй ночи. – Он глянул через плечо и помахал моему отцу. – Доброй ночи, сэр.
Меня чуть не вырвало.
– Доброй ночи, Джастин. И спасибо тебе.