– Не нужно мне говорить, – сказал я, снова почуяв алкоголь в ее дыхании. – Уиллоу, что произошло? Что происходит?
Она как-то странно посмотрела на меня.
– А разве непонятно? Я напиваюсь. – Она начала рыться в пакете, пытаясь вытащить одну бутылку из ящика. – Хочешь пиво? Никто не любит пить в одиночку.
– Боже, не здесь, – сказал я и забрал у нее пакет.
Ее счастливое пьяное лицо сразу же исказил гнев.
– Я сказала тебе, никто не будет говорить мне, что делать. Отдай мне пиво или я начну кричать.
– Ты уже достаточно выпила.
Так же быстро, как пришел, ее гнев исчез, и ее лицо потемнело.
– Ты не понимаешь, Айзек, – сказала она, хватая меня за толстовку – Мне нужно сбежать от всего этого, – она помахала рукой над головой, словно пытаясь разогнать темную тучу мыслей или воспоминаний.
Тучу чего? Кто ее туда принес? Я взглянул в ее широко распахнутые испуганные глаза и вспомнил черные кресты на коже, и глубокий страх развернул свои кольца внутри меня.
«Это плохо. Что бы это ни было, это чертовски плохо».
– Пожалуйста, – умоляла она. – Просто увези меня куда-нибудь.
Я бросил взгляд на театр, а потом снова на нее, разрываясь на части.
– Кладбище, – сказала Уиллоу, и ее остекленевшие глаза просветлели. – Отведи меня на кладбище. Оно, правда, старое? Ему сотни лет? Я хочу туда. Пожалуйста, – ее голос стал тверже. – Этой мой выбор. Я напьюсь с тобой или без.
Черт. Помогать ей напиваться казалось и правильным, и в то же время неправильным решением. Но, если она собиралась это сделать, лучше я буду рядом.
– Ладно, пойдем.
Он взяла меня под руку, словно мы собирались прогуляться по бульвару. Я вытащил телефон и написал Марти:
Уиллоу плохо себя чувствует. Я везу ее домой. Не вернусь.
Его ответ пришел незамедлительно.
Позаботься о ней.