Я скинула одеяла, чтобы воздух коснулся кожи. Кровать была все той же: королевского размера, с четырьмя столбами, из родительского дома в Эмерсон Хиллз. Она переехала со мной в Канаду, в Биллинг, Монтану, а затем в Остин, Техас. Три раза за три года отец переезжал, гоняясь за деньгами, которые приносит нефтяной бизнес. Мама наконец сдалась и вместо того, чтобы паковать и перевозить мебель при каждом переезде, настаивала на уже обставленных домах. Это было затратно и глупо, но это был ее способ протестовать против передвижений по всей Северной Америке.
Я не протестовала. У меня не было ни голоса, ни денег, ничего. Я лишь попросила забрать мою кровать, включая простыни и одеяла. Прижимаясь носом к простыням, вдыхая их запах, я представляла, что запах Айзека все еще здесь – бензин и дым, мята и крем после бритья.
– Айзек.
Его имя вырвалось, подобно вздоху, пока я лежала на кровати в коттедже, прижимая руку к сердцу. Как бы часто я ни думала о нем, а я постоянно думала о нем, боль в груди никогда не исчезала. Мне не становилось легче скучать по нему.
Я стряхнула грусть, прежде чем она утянула бы меня вниз, и выбралась из кровати. Я прошлась по полу из твердой древесины в жилой части здания, декорированной мной. Деревянные маски трагедии и комедии, которые я нашла на блошином рынке в Техасе. Разноцветный шайенский напольный коврик из Монтаны. Он мягко пружинил под ногами, пока я шла на кухню.
Я начала готовить кофе, и мой взгляд остановился на стихотворении, висящем рядом с кухонным окном. Энджи написала его в старшей школе на уроке английского мистера Полсона. Они прислала мне его в Канаду прежде, чем уехала в Стэнфорд.
Ива
Я улыбнулась, подняв кружку с кофе. Я делала каждый глоток с благодарностью и предвкушением. Я отсчитывала минуты до этих выходных, когда Энджи приедет на последнее представление «Кукольного дома» в ОТХ.
Я три года не видела лучшую подругу.
Я приняла душ, заплела волосы в длинную косу, спускающуюся по спине, и оделась в бледно-зеленый сарафан с желтыми ромашками. Марти не настаивал на дресс-коде в ОТХ, но мне нравилось выглядеть настолько профессионально, насколько позволял мой маленький бюджет.
Быстро позавтракав тостом, соком и кофе, я села на велосипед, стоящий перед крыльцом, и застегнула ремешок шлема. Грета, моя соседка, уже стояла в своем переднем садике с фартуком и перчатками и вырывала сорняки.
– Доброе утро, Грета.
– Guten Morgen, – она встала и потянула спину. – У меня для тебя свежий горох, – сказала она с сильным немецким акцентом. – Приходи, когда вернешься с работы.
– Обменяю на лимонад, – сказала я.
– Да, это было бы здорово.
На крошечном заднем дворике в горшке стояло маленькое лимонное дерево. Я гордилась и радовалась, наблюдая, как оно растет и приносит плоды. Яркие желтые солнышки в галактике зеленых листьев. Грета сказала, что оно не переживет зиму, но я поставила его в горшок не только для этого. Я хотела занести его внутрь, когда станет холодно.
Я не оставлю деревце умирать посреди льда и снега, позабочусь о том, чтобы ему было тепло.
В тот день лучи яркого солнца грели мое лицо. Люди ворчали, жалуясь на влажность Среднего Запада, но я наслаждалась ею. Мне хотелось тепла. Я повернула лицо к лучам, позволила им просочиться в мои кости и стереть ужасные воспоминания о Канаде, где я чувствовала себя такой потерянной.
Все, что я любила – Хармони, Айзека, Энджи, – вырвали у меня и растоптали. Долгие мучительные месяцы я была пассажиром в собственном теле. Ничего не чувствовала, потому что чувствовать что-то было слишком больно. Оцепенение было более легким вариантом, и я вернулась в темное холодное место, в котором находилась с того лета, когда Ксавьер напал на меня.
Родители не знали, что со мной делать. Мой восемнадцатый день рождения пришел и ушел, но у меня не было ни денег, ни работы, ни сбережений и никакого желания что-либо делать. Я целых три месяца пробыла в своей комнате, едва питаясь, принимая ванну или погружаясь в сон. Мама со слезами на глазах умоляла и просила. Папа сурово сказал перестать вести себя так, словно это конец света, и «собраться».
ebooksa