Сейчас и навечно

Мы вернулись домой, где я накормил Оливию и уложил в кроватку.

– Только ты и я, – сказал я, смахивая каштановые волосики с ее глаз, пока она засыпала в своей кроватке. – Я позабочусь о тебе, Ливви. Мы почти на финишной прямой.

Я надел пижамные штаны и футболку и сел за стол, разложив перед собой учебные материалы. Оставался последний экзамен, задание судьи Миллера и экзамен в Сакраменто. И мне следовало свести отвлекающие факторы к минимуму.

Я попытался сосредоточиться на учебе, но мое глупое сердце разрывалось от боли, а услышав шаги Дарлин по лестнице, я боролся с желанием вскочить и выяснить с ней отношения. Или утешить ее. Не знаю, чего именно хотел.

В любом случае, я не сделал ничего из этого.

– Чтоб меня, – пробурчал я себе под нос.

Я взял свой ноутбук и открыл документ, где приступил к выполнению задания судьи Миллера, когда писать от руки не получалось. Печатать тоже не удалось.

Он хотел жизни. А самый яркий проблеск в жизни, который у меня когда-либо был, находился прямо надо мной; а я сидел здесь, внизу, опасаясь собственных желаний. Я на собственном опыте познал, как вещи – и люди, – о которых мы заботимся больше всего, могут исчезнуть прямо у нас на глазах.

Я отправился в постель, но так и не уснул, промучившись всю ночь.

Следующим утром я с трудом вытащил себя из кровати, чтобы подготовить Оливию и меня к новому дню.

– Все в порядке, querido? – спросила Елена, когда я оставлял у нее Ливви.

– В полном, – ответил я и поцеловал свою дочь. – Будь умницей. Я люблю тебя.

– Лю-лю, папочка, – ответила Оливия. Находясь в объятьях Елены, она прижала свою ладошку ко рту, а затем резко дернула рукой, отправляя мне воздушный поцелуй.

Слезы застыли в моих глазах, когда я уходил от нее.

«Она – самый важный человек в моей жизни. Сосредоточься на ней».

С идеями об истинном счастье с Дарлин придется подождать.

Я вышел из дома и уже начал спускаться по лестнице, как заметил серебристый седан, припаркованный у обочины. Не успев сделать и шага, дверь открылась, и из нее вышел мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он поправил свой бледно-голубой пиджак в мелкую полоску, выглядя при этом так, словно только что сошел с яхты.

– Сойер Хаас?

Я замер.

– Да.