Сгорая дотла

Когда план был полностью готов, я позвонила Вику.

– Ему это не понравится, – сказал Вик, хотя я слышала облегчение в его голосе. – Он может возненавидеть нас.

– Ну и ладно, – я улыбнулась. – Как будто он этого не заслужил.

Я поговорила по телефону с Виком, заручившись его обещанием «отчитаться о проделанной работе» на следующий день. Это был рискованный шаг, но я с оптимизмом смотрела на наши шансы.

– Одна проблема решена, осталась еще одна…

Я взяла блокнот и ручку, придумывая и отвергая идеи о том, как решить проблему с жильем для Кори. Когда ручка окончательно выпачкала мои пальцы чернилами, я пошла вымыть руки в гостевой ванной, все еще размышляя.

Гостевая ванная комната. Полный комплект из четырех предметов: раковина, унитаз, душ и ванна.

«Дети принимают ванну», – рассеянно подумала я.

Я побрела в свой кабинет и прислонилась к двери. Стол у стены занимал много места, но в целом я оставила пространство относительно свободным, чтобы заниматься йогой. Вдоль другой стены тянулись книжные полки, а шкаф был забит одеждой, которую я сто лет не надевала. В комнате не было ничего, что нельзя было бы перенести на чердак.

«О чем ты вообще думаешь?»

Я не позволяла себе думать. Я снова взяла телефон и набрала номер моего ассистента.

– Эбед? Это Алекс. Мне нужно, чтобы ты кое-что разузнал для меня.

Глава 22

Кори

Я окинул взглядом небольшой зал Верховного суда в центре Лос-Анджелеса. Джорджия не смотрела на меня, надежно забаррикадировавшись за адвокатом, которого ей предоставил ее друг. Мистер Джеффрис, круглолицый, лысеющий мужчина с самодовольным выражением лица, пожал мне руку, войдя в зал суда, со снисходительной улыбкой, как будто сожалея о том, что собирался сделать со мной.

Но всего лишь чуточку.

Я сидел один на своей половине зала, нервно теребя воротник рубашки. Я надел старый твидовый пиджак, галстук и брюки цвета хаки в тщетной попытке выглядеть достойно. Как жаль, что я не догадался подстричься, но теперь было уже слишком поздно. Как будто это имело значение. Это слушание должно было сломить меня, и никакая стрижка или почти приличный костюм не могли этого изменить.

Вошел судья Джеймс Уокер, и судебный пристав велел всем встать.

Судья, суровый мужчина лет шестидесяти, скучающим голосом произнес: