Маленькие милости

22
18
20
22
24
26
28
30

Полиция убеждена, что на станции, помимо Огги Уильямсона и четверки его преследователей, были и другие люди. Всех, кто располагает какой-либо информацией, просят выйти на связь. Считается, что Огги Уильямсон упал или его столкнули под поезд, но доказательств нет. Предположительно, от удара по голове он потерял равновесие, после чего каким-то образом упал на пути и закатился под перрон.

Звучит крайне подозрительно. Мэри Пэт еще готова поверить, что человек может удариться головой о поезд и не полететь при этом на пути, но чтобы Огги после удара удержался на ногах, пропустил поезд, а затем аккуратненько так упал на пути и закатился под перрон, – это уже перебор.

Никаких наркотиков при нем не нашли. Газетчики особо подчеркивали этот факт. Впрочем, для соседей Мэри Пэт (как и для большинства белого населения Западного Роксбери, Непонсета и Милтона, а также других преимущественно белых районов) это означало лишь, что тот, кто убил Огги Уильямсона – намеренно либо случайно, – просто прихватил его «товар».

Мэри Пэт и сама бы так думала, не прими дело столь глубоко личный оборот: не будь Огги сыном Сони Уильямсон, а Джулз – «лицом в розыске» в связи с его гибелью.

Листая статью за статьей и выкуривая одну тонкую сигарету за другой, Мэри Пэт представляет себе совсем иную картину: Огги Уильямсон, скорее всего, не торговал наркотиками, навряд ли пытался угнать машину или стащить кошелек, уж точно не был из неблагополучной семьи… Он был простой двадцатилетний парень, чья машина сломалась не в том районе.

«В каком таком районе, позволь поинтересоваться, Мэри Пэт?»

«В моем…»

* * *

У обочины перед Мидоу-лейн-мэнор ее ждет карамельного цвета «Эй-эм-си Матадор» Марти Батлера. Едва Мэри Пэт выходит на улицу, стоящий у автомобиля Камыш открывает заднюю дверцу. Внутри сидит Марти собственной персоной.

Мэри Пэт на мгновение замирает на тротуаре, как будто у нее есть варианты. Умопомрачение, впрочем, быстро рассеивается, и она садится в машину.

Марти приветствует Мэри Пэт теплой улыбкой, целует в щеку и говорит, что она все так же хороша, как в день ее первой свадьбы. Тем самым он напоминает, что был на той свадьбе, что Дюки работал на него и что ему, Марти, принадлежит не только настоящее, но и прошлое.

Он будто бы сошел со страниц каталога «Джей-Си-Пенни»[27]: образцовый Отец Семейства в кардигане, держащий в руке футбольный мяч или фальшиво смеющийся в компании других Отцов Семейства. Каре, волевой подбородок с ямочкой. Вечно улыбающиеся, но при этом холодные глаза. Идеальная укладка, гладко выбритые щеки. Белоснежные ровные зубы. Красивый без изысков мужчина, за последние двадцать лет не постаревший ни на день.

Как Марти стал Марти Батлером – загадка. Кто-то говорит, что на него так повлияла «командировка» в Корею. Другие вполголоса шепчутся, что Марти Батлер уже в юности был немного того. Один из собутыльников Дюки, который вырос с Марти на Линден-стрит, поделился как-то: «Помнишь, когда он учился в старших классах, у него сестра умерла от туберкулеза? Так вот, вместо похорон он пошел играть в баскетбол. Набрал двадцать четыре очка».

Камыш садится за руль и ведет машину в сторону Южки.

– На марш в пятницу идешь? – спрашивает Марти у Мэри Пэт.

– На какой марш?.. А, ну конечно, иду.

Она и правда подзабыла. Ненависть по поводу басинга, охватившая всю Южку – и полностью занимавшая ее мысли до недавнего времени, – совсем вылетела из головы.

– «На какой марш?» – Марти усмехается. – Ничего особенного, просто все наше будущее на кону.

– Да помню я, помню.

– Знаешь, какие страны самые счастливые? Дания, Норвегия, Новая Зеландия, Исландия. Там не происходит ничего плохого. Ни тебе войн, ни беспорядков. Про них никогда не говорят в новостях. Они процветают благодаря целостности и единству. А целостность и единство там потому, что нет расового смешения, так как смешиваться некому. – Он шумно выдыхает. – А здесь нам сегодня указывают, куда наши дети должны ходить в школу, а завтра начнут указывать, какому богу молиться.

– Ты разве молишься? – Мэри Пэт не хочет обидеть Марти, просто ей никогда не приходило в голову, будто такой человек способен на молитву.