Посмотри, наш сад погибает

– А я?

Из-за яблони пробился солнечный луч и ослепил её на мгновение. Велга закрылась рукой.

– Просыпайся, Велга.

* * *

– Вильха, вставай! – раздалось из-за двери.

В полумраке собственные руки показались странными – покрытыми царапинами и ожогами. Велга долго смотрела на них, не в силах вспомнить, что случилось.

За окном пел весенний ветер, и издалека слышно ещё было соловьиную трель.

Медленно, точно волна, набегающая на берег, в груди нарастало щемящее чувство. Оно разрасталось, набирало мощь, пока не накрыло с головой, и ноги сами собой прижались к груди, пытаясь задавить это чувство.

Тихо она заскулила, свернувшись на несвежих простынях. Под кроватью зашуршало, и выглянула морда с грустными карими глазами.

– Рыжая, – пискнула Велга, когда собака облизала её лицо.

Она закрылась руками, и Рыжая вдруг запрыгнула на постель, навалилась всем весом.

– Хватит, нельзя, ты грязная…

Но Рыжая не слушала её неуверенные всхлипы и ластилась, лизала лицо, руки, уши.

Но слёз уже было не остановить. Как не остановить и горькой, рвущей на куски боли в груди. И Велга цеплялась пальцами за простыни, волосы, собачью шерсть.

Скоро Велга стала красная, сморщенная, уродливая. Она зажимала себе рот, кусала наволочку и рыдала, рыдала, рыдала, а слёзы не кончались. Они жгли кожу, губы, глаза. Они были солёными, как далёкое северное море, они пахли смертью, роком, потерей…

Пустотой. Глубокой, чёрной, бездонной, как бескрайнее море на родине её предков. Оно поглощало целиком. Оно утягивало во тьму и смывало волна за волной всё, что было. Всё, что было ещё три ночи назад Велгой Буривой.

И она осталась лежать без движения на постели. Без чувств, без мыслей.

Рыжая лежала рядом и заглядывала в глаза, будто пыталась сказать: «Ну, не плачь, я у тебя есть, я».

Но у Велги никого больше не было. Она осталась одна. А ей стоило лежать там, в четвёртой могиле в кладбищенской роще. Ей бы стоило лежать под ольхой, прорастать травой и сплетаться в объятиях с корнями деревьев, что проливали кровавую смолу, когда их срубали. Ей бы стоило прижаться к матушке там, под землёй, обхватить её крепко-крепко за шею и никогда не отпускать. Она хотела, хотела лечь рядом с ними. Она должна была это сделать!

Мокрый собачий язык лизал нос, лоб, глаза. И Велга сдалась под напором, обвила Рыжую руками и прижалась к ней. Та, пыхтя, улеглась рядом, но долго не смогла оставаться спокойной и заёрзала, вырываясь, спрыгнула на пол, заскребла в дверь.

Пришлось встать, чтобы открыть ей. Велга понадеялась, что Рыжая не потеряется. Пойти с ней она не могла. Не в таком виде.