Стал затихать ветер. И незаметно поредел дождь.
Белый прибавил шагу. В небе посветлело: выглянул месяц, вырвал чёрные, шипастые стволы деревьев из темноты, выкрасил лес в серебро и сажу.
Он ещё ускорился. И услышал позади топот, обернулся и едва не врезался в дерево.
– Обожди, – Галка тяжело дышала. Серые, мышиные волосы прилипли ко лбу, по лицу стекала влага. – Обожди, Белый. Не надо. Пусть это сделают русалки.
– Что? С хера ли ты такая заботливая?
– Я… Там много скренорцев. Ты их видел вообще? Они все выше тебя на две головы.
– Ну спасибо.
– Может, они тебя и не убьют, но нос точно опять сломают.
– Да не ломал я нос, Галка. И ты точно это знаешь, мы выросли вместе. У меня всегда был такой нос!
– Мать мою не трогай, она у нас одна.
Им на головы с ветвей звонко падали последние капли минувшего дождя.
– Ты от меня отстанешь, в конце концов, или как?
– Пусть это сделают духи. Они разозлятся, если ты вмешаешься…
– Да что с тобой? Ты же обожаешь резать…
Послышалось пение. Ледяное, мертвенное пение грёбаных мёртвых девок, с которыми она заключила грёбаную сделку.
– Курва!
И он сорвался с места. По мху, по камням, к крутому берегу озера. Остановился в последний миг, едва не скатившись вниз. Он бы точно сломал себе шею на этом обрыве. Костры не горели. Темно. Только месяц освещал берег. А там только русалки. И никого больше. Все спали беспробудным сном.
Русалки склонились над водой и пели, пели. Белый замер на крутом обрыве. Рядом, задыхаясь, остановилась Галка. Она дышала так громко, что никак не получалось разобрать слова песни.
– Они всё сделают.
– Заткнись, – он захлопнул ей рот ладонью.