Севастополист

22
18
20
22
24
26
28
30

Или не был?

Да, я испытывал приятную удовлетворенность и прежде – и на Потреблении, и на Притязании. Но сквозь это довольство всегда проступало чувство незавершенности: оно казалось полным, но не было таким. Полное удовлетворение наступало лишь тогда, когда я вспоминал о лампе. Когда я снова убеждался, что она при мне. Лампа – вот что позволяло мне быть довольным. Здесь она была при мне постоянно – я носил ее в чехле, примотанном эластичным материалом к телу.

Уровень испытывал меня – и при всей осторожности я признавал, что он мне чем-то нравится. Да, здесь было хорошо, и, собираясь на ту встречу с Фе и Инкерманом, я подумал, что не хочу подниматься выше. Это чувство было новым – с Потребления я ушел сознательно, с Притязания и вовсе сбежал, а этот, поначалу воспринимавшийся как проходной, где я вообще не хотел задерживаться, вдруг чем-то пленил меня. Мне здесь нравилось.

Огибая прохожих, мы удалялись все дальше от знакомых мне мест, пару раз поднимались по лестницам и снова спускались – в этом действии не было никакого смысла, но мы ведь просто гуляли. Я отлично выспался и, наотдыхавшись, решил, что настала пора прогуляться вместе с Фе и Инкерманом, – и написал им сразу в вотзефак. Кажется, Фе хотела встретиться со мной наедине и была слегка недовольна. Я пытался увлечь ее разговором.

– Я одного не пойму, – говорил я, – почему этот уровень выше, чем Сервер веры? Разве в таком устройстве Башни есть логика?

– Сервер веры – технический этаж. А это – полноценный уровень. Здесь занимаются совершенством тела, а стало быть, и духа. Ты, кстати, подкачался. – Она довольно осмотрела меня. – Но здесь занимаются и кое-чем еще… Точнее, этим здесь занимаются постоянно, а совершенство тела – процесс, скажем так, побочный. Который, правда, приносит вполне ощутимый результат.

– И чем же здесь занимаются? – встрял Инкерман.

– Если судить по нашей Феодосии, постоянно говорят загадками, – ответил я.

Неожиданно для всех нас в квадрате раздался громкий шум, кто-то завизжал, и мы упустили нить разговора. Кажется, сломалось колесо, и толстяк, крутивший его, свалился на пол. Я узнал, что здесь бывает и такое.

– Ну ты дурачок, – крикнули толстяку с соседнего квадрата. Но это прозвучало без злобы.

– У нас тут две беды, – откликнулись с другого квадрата. – Дурачки и дорожки.

– Да уж, – подметил я. – Эти люди явно вышли в мир уже на этом уровне.

– Да, и они довольны, – сказал Инкерман. – Ты думаешь, это плохо – жить в таком месте, где всего две беды?

– Инкер, опомнись, – ответил я. – Мы родились там, где вообще не было бед.

Дорога, по которой мы шли, оказалась длинной, но и она закончилась. Помню, мы были этаже на третьем или пятом, и я еще поглядывал вниз, наблюдая, как отдыхают в квадратах люди. Но в определенный момент квадраты кончились, что казалось немыслимым на этом уровне, и я увидел новые линии. Они были зеленого цвета и образовывали полукруг. Я посмотрел вперед и увидел место, в которое сходились все пристройки, – это была высокая арка в зеркальной стене. Люди сходились на одной большой лестнице и спускались вниз, а те, кто уже находился внизу, разбивались на группы и стояли возле арки, очевидно, ожидая какого-то события, которое вот-вот должно было произойти.

– Пойдем. – Фе подала одну руку мне, а одну – Инкерману, и вот так, смешно взявшись за руки, мы принялись спускаться. Я заметил, что внутри самой арки также была стена, но уже не зеркальная, а металлическая – гладкая, черная, – а под самым сводом красовалась огромная сияющая вывеска с непонятными мне буквами:

S-ПОРТ.

– Что это значит? – спросил я.

– Порт созерцания, – просто ответила Фе. – Туда мы и собираемся.

Площадь перед аркой была еще крупнее, чем мне показалось сверху. Теперь я мог рассмотреть то место, куда были устремлены взгляды всех собравшихся здесь людей. В основании арки было нечто выпуклое – вроде четверти большого шара. Над ней мигали разноцветные лампы, а затем раздался громкий звук, и эта конструкция пришла в движение.