Севастополист

22
18
20
22
24
26
28
30

Он пожал плечами и простодушно ответил:

– Это просто отдых. Поверь мне, стоит ему предаться после всего, через что мы уже прошли.

«Так и думал», – вздохнул я, и вздохнул действительно устало. Но смолчал. Та наша встреча закончилась в молчании – мы встали на соседние платформы и сосредоточенно уставились в экраны, лишь изредка переводя взгляд на собственные отражения в гигантской стене-зеркале. Каждый погружался в свое, и лишь однажды, когда шальной вопрос залетел в мое раскисшее сознание, я вздрогнул и повернулся к нему.

– А что там? – спросил я. – За зеркалом.

– Не знаю, – лениво ответил Инкерман.

Я усмехнулся – незаметно для него, ведь он даже не взглянул в мою сторону – и подумал, что мой давний, пожизненный друг, человек, так обожавший приключения, загадки и открытия, да и просто все, что хотя бы немного выходило за рамки обыкновенного, никогда бы не ответил мне так. Но то был Инкерман, которого я знал. А рядом со мною, на расстоянии пары широких шагов, бодро бежал на одном месте и улыбался своему отражению Инкерман, которого я не знал.

Теперь я не понимал, что с ним; что занимало его, происходило в его голове. Но был уверен, что мы еще сможем встретиться – не в этих, так в других квадратах – и все обговорить. Я отметил, каким безболезненным, не оставившим никаких чувств было наше прощание. Люди вообще здесь легко прощались – так же, как и встречались, – без всяких эмоций, а зачастую без лишних слов, просто махали рукой. Словно все вокруг были взаимозаменяемы, и не имело ровным счетом никакого значения, кто бежит или выжимает что-то в соседнем с тобой квадрате. Поздоровался, перекинулся парой слов с одним, улыбнулся ему, и вот его место занял другой – и ничего не изменилось, будто так и было.

– Отдыхаем?

– Отдыхаем!

– Хорошего вам отдыха!

Я очень скоро свыкся с этим уровнем, проникся им, пустил его в себя. Странное спокойствие заменило мне здесь все другие чувства, терзавшие прежде и побуждавшие к странным раздумьям, а то и действиям. На нижних уровнях все было стрессом, любое движение, шаг влево, шаг вправо – стресс. Здесь все было не так.

Я привык даже к ужасу своего прозрачного села – вернее, к тому, что могло показаться ужасом, услышь я об этом раньше или представь. Но когда я стал жить среди этого, ужас куда-то исчез, отступил. Все, что бы ни происходило со мной или вокруг, постепенно становилось нормальным, сливалось в общий эмоциональный фон.

Спустившись в село после той беседы, я увидел, как через несколько комнат от меня парочка занималась сексом. Это были люди почти пожившие, но их тела выглядели бесподобно – это были совершенные тела. В Севастополе тела людей изнашивались быстро, из вчерашних красавиц будто вытекали все соки, и они становились подобны ветвям сухого куста, а многие, напротив, так жирели, что едва входили в узкие калитки; мужчины тоже изнашивались, что наши троллейбусы, и наконец и те, и те просто теряли интерес.

Зато не теряли его десятки зрителей, приникнувших к своим стеклянным стенам. Люди орали, свистели, хлопали. Подбадривали – будто бы пара в этом нуждалась – и улюлюкали. «Ребята, вы можете лучше!» – кричали им. «Давайте!», «Тебе надо трицепс поднакачать», «Ага! И икроножную мышцу», «А тебе, красавица, чуть-чуть животик сбросить», «Ребят, отдыхайте чаще, и все у вас будет суперсозерцательно!»

«Суперсозерцательно, ну надо же», – я хмыкнул, повернулся к своей прозрачной стенке и захрапел.

Пожалуй, на этом уровне я впервые не думал, что делать дальше. Не задумывался даже о том, что делаю в конкретный момент, а, как правило, что-то крутил, тягал, поднимал, вращал, да мало способов отдохнуть в квадратах! Я будто автоматически остался тут: этот уровень не спрашивал, не предлагал, не давал выбора – он оставлял меня сам. Наотдыхавшись, я бесцельно бродил, изучал людей и квадраты, вглядывался в зеркало, пытаясь увидеть за ним что-то новое. И снова село, снова прозрачные стены и крепкий сон. Ко мне все реже приходили сновидения, и я связывал это с квадратами: чем больше выкладывался в них, тем меньше приходило снов. И наконец сны вовсе исчезли.

Но появилась Фе.

И эта встреча была странной; она случилась, как и все здесь, как будто между делом, сама собой: словно кто-то из нас отошел по срочному делу и тут же вернулся. Будто не было разлуки, испытаний. Будто не было наших жизней, проведенных почти бок о бок. Имело ли это значение в новом мире, новом человеческом обществе, где главным было не сбегать с платформы и не переставать крутить педали? Чтобы все эти люди вокруг, крепкие, здоровые, продолжали тебе улыбаться, махать рукой и желать превосходного отдыха.

Она крутила колесо со мною рядом. Не знаю уж, сколько так продолжалось, но я увидел ее отражение в зеркале. Фе кивнула приветливо, не прекращая своих движений.

– Как ты? – спросил я.