Каисса

22
18
20
22
24
26
28
30

Конечно, ни обстановка, ни повод для задержания не располагали к таким мыслям, но Клара поймала себя на том, что оценивает сидящих мужчин как… мужчин. Однорукий симпатичный, конечно, но однорукий. Мужик в свитере неопрятный и пугающий. Эти двое – точно мимо. Бледный паренек был чем-то похож на Женю – такой же худощавый, с диковатым взглядом, флегматичный. В целом ее типаж. В другой ситуации у него были бы шансы.

Но вот к кому девушку тянуло просто нереально – так это к пухляшу, обернутому как подарок на Новый год. Это было странно, но этот absoluter Antisex, истекающий по́том, залипший взглядом в потолок, вытаращив глаза, притягивал так, словно своим присутствием обращался напрямую к какой-то сидящей внутри Клары животной сущности.

Хотелось выломать решетку и изнасиловать его.

Она не без усилий отогнала неуместные мысли. Почувствовала жар на щеках – должно быть, она сейчас красная как рак. Что не могла отогнать Клара – так это жрущий ее вопрос, где она могла видеть «ниндзя»?

Чтобы отвлечь себя, девушка начала присматриваться и пытаться угадать: что могло произойти и как все эти люди сюда попали? Она вообще любила так… поиграть в детектива, увидеть детали. Скорее всего, была какая-то драка. Пухляш грязноватый, с синяками на руках и лице, на виске – рана. Похожая рана на виске была у однорукого, а его шею и руку усеивали мелкие царапины. У мужчины в свитере шрамы покрывали всю голову, а самый большой, будто застежка на мягкой игрушке, красовался тоже на виске. И хотя уже рассасывались, явно были получены давно и вообще больше походили на послеоперационные, совпадение казалось странным.

– Что теперь со мной будет? – спросила вслух Клара.

– Тебе же сказали – в Германию отправят, – ответил однорукий.

– Я не хочу!

– А по-моему, очень даже хороший вариант, – сказал юноша напротив.

– Ты же из Обители. Далась она тебе, – вторил однорукий.

– В общине я нашла покой.

– Как вообще можно найти покой в таком месте? Никогда не понимал. Люди там даже в город нормально выйти не могут, живут коммуной, денег нет ни у кого, – произнес мужчина в свитере.

– Я не знаю. Покой – это ощущение. Трудно объяснить. Я жила в Дрездене, Бремене, Твери. Вечером подходила к окну и просто слушала звуки. Они меня тревожили: лай собак, пьяная речь, ругань, сигнализации, бьющиеся стекла. Теперь, когда я подхожу к окну в своем обительском доме, слышу шелест деревьев и пение птиц, смех, спокойную речь на разных языках, колокола. Витает запах свежескошенной травы. И шашлыка. Если это не покой, то что?

– Ну не знаю. Мне вот руку отрезали там, например. Может, ты, когда пение птичек слушаешь, крики людей не замечаешь?

Клара хотела было сказать, что сам виноват и что хорошим людям там просто так конечности не ампутируют. Но решила не обострять.

– Богдан, а с нами что будет? Вы же в МВД работали, наверняка уже знаете? – спросил юноша. Было видно, что он напуган: его руки мелко тряслись, шея напряглась, а губы сжались до белизны.

– Смотрите, как нас рассадили: вы двое в общей камере едете, – ответил однорукий. – Девчонку отдельно посадили, это правильно, так положено, чтобы женщины с мужчинами не содержались. Мало ли что у вас на уме… Этого – тоже отдельно, и всего заковали. Значит, как особо опасный числится. Он уже этапируется, считай. Вот что со мной будет – не знаю. Возможно, меня отдельно посадили как бывшего сотрудника: так тоже положено. Если по другой причине – дело куда хуже.

– А что нас в общей везут, это же… хорошо, да? – уточнил лысый.

– За решеткой хорошо не бывает. Но да: конкретно с вами двумя ничего не будет, наверное. Вас просто за компанию задержали. Лишь допросят в Управлении. В драке вы участия не принимали. У вас же все в порядке с чипами?

Значит, Клара угадала – была какая-то драка. И как минимум трое из присутствующих были знакомы между собой.