Каисса

Кабинет психотерапии был временно организован в Центре Политинформации, просторном помещении в восточном крыле колонии. Пол был сделан под наклоном: выше – вход, в самом низу – кафедра и проекционная панель. По серому ковролину сновала парочка роботов-уборщиков. На стену был нанесен большой логотип Партии Равенства. На полу лежали четыре десятка кресел-подушек, чтобы заключенные могли удобно устроиться на них и послушать известных журналистов и политических обозревателей Редакции, которые приезжали сюда читать лекции об истории государства. Также здесь проводились самодеятельные мероприятия заключенных: хакатоны[34], митапы[35] и конференции, на которых айтишники в робах обменивались опытом.

Богдан пришел первым. Он попросил умную систему лектория опустить жалюзи на больших окнах и включить один плафон освещения по центру аудитории. Зал погрузился в темноту, осталось только небольшое пятно света, в которое Богдан перетащил два кресла-подушки.

Вошла Таисия. Она была одета в короткую желтую юбку и легкую вязаную кофточку горчичного цвета. На руке красовался золотистый браслет с чипом – Тае как гражданке Камеруна не имплантировали схему. Доктор благоухала гвоздикой, имбирем и кардамоном. В них вливалась тончайшая нотка мускатного ореха. Эти волшебные запахи кружили голову и напрочь перебивали хвойный аромат туалетной воды Богдана.

– Богдан, вы создали чудную атмосферу. Спасибо вам. И привьет, – улыбнулась Таисия и пожала полковнику руку, задержав ее чуть дольше обычного. После этого плавно погрузилась в кресло-мешок, утонув в нем.

– Привет! То есть здравствуйте. – Богдан смутился.

– Как вашье настроенне? Мой фантом для вас хорошо себя ведьет? – спросила девушка.

– Да, – ответил Богдан. – Я чувствую себя более продуктивным.

– Вчьера как прошель ваш вечьер поэзии?

– Я получил огромное удовольствие.

– Я хочу усльишать рассказ. – Таисия подалась вперед.

– Мне очень понравились местные поэты. У вас чудесный город.

Богдан врал. И про вечер, и про город, и особенно про фантома.

Таисия приехала в колонию в конце июня. По какой-то государственной программе, разработанной для адаптации заключенных. По слухам, сначала Таисия поехала в колонию для горожан с низким рейтингом, но там что-то не пошло, и ее прислали сюда, к киберпреступникам, попробовать еще раз. Программисты ходили к ней толпами днем и ночью, жалуясь на выгорание. А вот сотрудники колонии, которым тоже можно было посещать сеансы, побаивались запятнать свой авторитет походами к «мозгоправу». Ходил только Богдан.

Он служил надзирателем недавно, с первого мая. Начало тридцать пятого года было фееричным – его, тогда еще майора ОМОНа, вместе со взводом прислали из столицы в Тверь участвовать в Генеральной Ликвидации. Богдан на очередной точечной операции уничтожил минометным выстрелом ветхое строение из кирпича, в котором, согласно наводке ФСБ, работал целый завод по производству фальсификата. На глазах здание бывшей фабрики разрушилось и сгорело вместе с преступниками. Богдана щедро наградили и отправили обратно в Москву.

Дальше все пошло под уклон: сослуживцы завидовали – за один выстрел медаль и два звания еще никому не перепадало – и строили козни. Потом, после Декриминализации, за пару месяцев государство сократило восемьдесят процентов сотрудников по стране. А Богдана отправили надзирателем в колонию, в Тверскую область.

Здесь он мучился. Общаться было не с кем. Его трезвость забавляла коллег, и Богдана никуда не приглашали. Программисты говорили на своем языке, на охранников смотрели как на обслугу, не более. Да и общение с заключенными не приветствовалось, а Богдан всю свою карьеру боялся малейших косяков и служил образцово, как и все его предки, начиная с прапрапрадедов.

– Удивительно… любов поэзии. Честно? Я совсем не понимаю. Папа понимает, а я – нет, – сказала Таисия, смущенно отведя взгляд. Румянец было видно даже на ее смуглой коже. Даже в полумраке помещения.

Поэтический вечер… Богдан его не понял. И театры не понимал. И Ницше. Устройство «Тульского Токарева» вот понимал, а философию – никак. Богдан осознавал, что плавно опустится на дно, сгинет тут, поэтому и взял курс на саморазвитие и интеллектуальность. Искал культурный досуг, культурные места, культурных людей в этой провинции. Работа в колонии как раз оставляла много свободного времени.

Надзиратель даже записался на курсы писательского мастерства, проводимые внутри тюрьмы. Их посещали только заключенные. Все как один они писали разномастный нон-фикшн о технологиях. Художественные произведения сочиняли только двое. Богдан повествовал в своих рассказах о полицейских буднях, развивая важные мысли о чести и добропорядочности. И еще программист-казах с глазами разного цвета писал фэнтези под названием «Легенда о Демоне и Ангеле» о противостоянии добра и зла, стилизованное под эпическое предание. Преподаватель, известнейший фантаст, которого привозили в наручниках из соседней триста тридцать восьмой колонии для писателей, не прошедших цензуру, при всех сначала разносил казаха за пространность и отсутствие сюжета, а потом брался за рассказы Богдана, пеняя на полное отсутствие стиля и морализаторство. Троекратного публичного унижения Морозову хватило, чтобы разочароваться в прозе, забросить литературную мастерскую и обратиться к поэзии.

– А поэты свои стихи читали или классику? Бродски читали? Маяковски? – спросила Таисия. У нее было очень заботливое выражение лица. – Мой папа говорит, учьил русски, только чтобы декламирова́ть маме Маяковски.