Лампёшка

— Чудовище? Нет, конечно, что за глупости?! Почему тогда оно не сожрало Марту и тех двоих, что несли гроб?

«А кто, собственно, лежал в том гробу?» — задумывается Лампёшка. Может быть, девочка, такая же, как она? А сама она — следующее лакомство для чудовища, для монстра, который питается только девочками? Когтистого и клыкастого, с мохнатыми лапами… с шестью мохнатыми лапами… и без капли жалости… Что только не приходит ей на ум!

Лампёшка дёргает всё сильнее, но шнурки не развязываются. Узелка в темноте не видно, руки дрожат. И пахнет в комнате теперь как-то иначе. Похоже на дохлую протухшую рыбу.

Так пахло от единственного чудовища, которое она видела своими глазами. Его поймал один рыбак, и поглазеть на улов сбежалось полгорода: клубок чёрных змей на верхней палубе, посерёдке — два больших мёртвых глаза. В толпе ужасались — «ах», «ой!», «фу!», — а воздух темнел от мух.

А что, если это чудовище не издохло? Что, если у этих мёртвых рук есть мышцы… и они утянут её за собой, в ночную мглу?

— Довольно, Эмилия! — вмешивается мама. Если мама зовёт её Эмилией, значит, шутки кончились. — Хватит. Разувайся, мой ноги и немедленно спать.

— Да, но, мама, я и вправду что-то слышала.

— Глупости! Чудовищ не бывает.

Рычание перерастает в хриплый лай. Где-то далеко. Или уже ближе?

Лампёшка боится мыть ноги. Боится раздеваться. Даже в постель лечь боится. Вместо этого она заползает под кровать — в одном башмаке и в одном носке. Если оно всё-таки проникнет в комнату, то, глядишь, и не найдёт её.

Лампёшка не спит. Опять.

Она лежит на холодном полу, поворачивается к своему страху то одним боком, то другим, и прислушивается. Лай приближается, и вдруг уже рядом, в коридоре, — тяжёлая поступь чьих-то лап, цокот длинных когтей. Грозные звуки уже у самой двери, девочка съёживается, отползает в дальний угол и прижимается спиной к стене.

Ну почему она не проверила, запирается ли дверь? Так сюда может ворваться кто угодно! Но лапы удаляются, цокот исчезает в глубине коридора. Снова воцаряется тишина.

Лампёшка отправляется искать ракушки — на пляже у себя в голове. Ей попадаются прекрасные: розовые, зелёные, мокрые и блестящие. Она смывает с них песок и кладёт на валун сушиться на солнце.

Когда на валуне уже не остаётся места, она наконец засыпает.

Семь лет… День первый

— Вот тебе и на! — восклицает чей-то голос, и Лампёшка просыпается. Пространство под кроватью залито бледным утренним светом. У кровати топчутся чьи-то ноги, на них чулки в рубчик и чёрные туфли.

— Вот тебе и на! — повторяет голос. — Так это мне всё-таки приснилось? Или нет?

Ноги подходят к окну, кто-то трясёт раму за ручку. Окно не открывается.

«Чьи же это ноги? — думает Лампёшка. — И почему я не дома? Ах, да! Ах, да — Марта».